– Чтобы их мать не учуяла моего запаха, – объясняет она, кладя птенцов обратно в гнездо.
– Я долго спала?
– Где-то с час.
–
Она пожимает плечами, словно говоря: «А что я могла поделать?»
– Мне нужно идти.
– Да, ко мне как раз собирались зайти знакомые на обед, так что…
Тон ее слегка меняется. Она поглядывает на часы, как будто гадает, как долго еще эта малолетняя школьница будет спать, развалившись в ее шезлонге.
– Извините, что задержала…
– Ничего, – улыбается она. – Просто нужно обсудить предстоящую поездку.
– А, ну да. Священники в Японии, – соглашаюсь я.
Она склоняет голову набок и словно рассматривает меня под новым углом.
– Знаешь, а я могла бы спросить, разрешат ли мне взять с собой помощницу. Как ты смотришь на то, чтобы провести лето в Токио?
Я из вежливости хихикаю, но она продолжает смотреть на меня, не меняя выражения лица.
– Вы серьезно?
Когда она впервые сказала о том, что я могла бы провести некоторое время после школы за границей, я не думала, что она говорит всерьез. Я думала, что она предложила такой вариант просто из вежливости.
– Почему бы и нет? Спросить ведь никогда не помешает.
Сейчас, в этом саду, залитом солнцем, все кажется возможным. Я почти ничего не знаю о Японии, но ведь и Эбби мало знала о Бельгии, когда уезжала туда жить. Перед моим мысленным взором вдруг предстает картина: я стою на оживленном перекрестке в центре Tokyo Technicolour и держу пластиковый зонтик с прикрепленными ушками животных.
Мы идем обратно в дом, мои босые ноги щекочет мягкая зеленая трава.
– Конечно, к тому времени мой контракт со школой Святой Бернадетты будет закончен, так что ты будешь считаться не моей ученицей, а, скорее, моей сотрудницей.
– Конечно, – соглашаюсь я.
– Но это так, лишь общие предположения, – добавляет она, как будто жалея о том, что высказала эту мысль вслух, не посоветовавшись с подругой. – Лучше никому не рассказывать, пока не будет известно что-то наверняка.
– Хорошо, – киваю я, мысленно уже предвкушая тот момент, когда расскажу об этом Ро, Фионе и Лили и увижу на их лицах выражение крайнего изумления.
Я размышляю о том, каково это – жить в месте, где никто не знает меня и моих братьев и сестер. Я представляю, как возвращаюсь через три месяца домой в Килбег с чемоданами, полными сувениров.
По дороге домой я не свожу глаз с телефона, пытаясь сохранить фантазию о захватывающей жизни, пусть хотя и для себя одной.
19
– Мне нужно кое-что сказать тебе, – говорит Лили в понедельник. – Вообще-то это две вещи.
Мы заходим в автобус. Субботняя жара сменилась духотой, продержавшейся все воскресенье, и к утру понедельника обрушилась дождем. По оконному стеклу бьют густые, теплые брызги. Я хмурюсь – я еще не совсем пришла в себя и не знаю, хватит ли у меня терпения на очередные дурацкие признания Лили.
– Давай, валяй, – говорю я, и тут у меня из дневника выпадает карта. Колесница. Хм-м.
– Воздух вокруг тебя больше не колеблется.
Я всматриваюсь в карту. Она не похожа на карту из моей первой колоды, хотя у нас с Фионой и Лили их скопилось уже столько, что иногда они путаются между собой.
– Что?
– Воздух вокруг людей всегда немного колеблется, – продолжает Лили. – Колышется – ну, знаешь, как вокруг огня. Чем сильнее заряжаются искры, тем больше размываются очертания.
– Размываются?
Она энергично кивает.
– Да. Поэтому иногда бывает трудно различить людей. Но вокруг тебя воздух уже почти не колеблется.
– А вокруг Фионы?
– О, она
– Значит, обычно я тоже немного размытая.
– Да. Воздух не просто колеблется, а такого немного желтоватого оттенка. Желтовато-зеленого.
Я не знаю, что сказать. Мне никогда не приходило в голову, что Лили может воспринимать мир иначе – подобно мне, когда я вижу цвета. Я считала, что ее дар состоит только в том, что она умеет создавать электричество и вызывать искры. До этого момента она никогда не упоминала, что
– Но не сегодня?
– В последнее время колебания понемногу затухали. Но сегодня почти
Автобус дергается и тут же останавливается. По громкоговорителю объявляют, что придется подождать несколько минут, пока сменится водитель.
Я снова разглядываю Колесницу: две яростные лошади несут мужчину навстречу его судьбе. Чем дольше я вглядываюсь в карту, тем более странное чувство меня охватывает. Как будто я должна что-то вспомнить – то, что хотела записать в дневник, а потом забыла. Если дежавю – это ощущение того, что ты когда-то переживал этот момент, то сейчас у меня нечто вроде двойного дежавю. Как будто именно эта Колесница выпадала мне много раз и будет выпадать в дальнейшем.
– А о чем ты еще хотела мне сказать?
– О том, что тот мужчина, который следил за мной, вернулся.
– Вернулся? Куда?
– Сюда. Он сейчас здесь, в автобусе.
Я оглядываюсь. В автобусе много мужчин.
– Который из них?
– У заднего выхода. В серой рубашке.