Таланты, которые нас связывают

Я не могу поверить, что он решил рассказать об этом только сейчас. Хотя трудно представить, в какое другое время он мог бы затронуть эту тему, принимая во внимание все, о чем мы рассуждали сегодня. Наверное, он думает, что мы испортили ему весь праздник.

– В Дублине?

– Мил с Хонор были свидетелями, – стеснительно добавляет он. – Выпили потом шампанское.

Я улыбаюсь и снова пытаюсь подавить слезы. Мне тоже хотелось бы принять участие в церемонии смены имени. Ведь так мы и планировали. Впрочем, понятно, что Мил и Хонор – самые подходящие свидетели. Теперь это еще одна часть жизни Ро, к которой я не причастна, очередное приятное воспоминание без меня, свидетельницы неприятных переживаний.

– Я так рада за тебя! – восклицаю я, но у меня получается топорно, неискренне. – Ну ладно, мне надо идти.

– Мэйв, не уходи, – он словно видит меня насквозь.

Но я уже вышла в холодную октябрьскую ночь. Холодный воздух морозит мои влажные глаза.

– Тур ведь начинается на следующей неделе? – спрашиваю я.

– В следующую субботу.

– Может, нам лучше не встречаться до тех пор, – вылетает у меня против моей воли. – Или пока ты не вспомнишь, чем мы занимались почти целый год.

– Я позвоню тебе завтра, – говорит он, но не глядя на меня, а уставившись прямо на руль. – Ешь побольше меда и лимона.

– Не парься, Ро, – огрызаюсь я и хлопаю дверью.

* * *

Я сижу на кровати, обняв подушку. Мягкое покрывало и запах чистого постельного белья успокаивают, возвращают к реальности, кажутся очень настоящими, в отличие от Ро.

Не придя ни к каким ответам после долгого рассматривания потолка, я звоню Фионе.

Она отвечает тут же.

– Привет.

– Фи, что с нами случилось?

– Что?

– В феврале. Что тогда с нами было?

– Мэйв, ты хочешь, чтобы я напомнила тебе о том, о чем мы и так говорили почти не переставая?

– Да. Считай, что это такая шутка.

Я развязываю ботинки и медленно тяну за шнурки, пока она приступает к повествованию.

– Лили пропала, потому что ты вынула карту Домохозяйки. Затем все шло хуже и хуже, и мы провели ритуал.

– А что было потом?

Ботинок спадает с ноги и с очень мягким стуком падает на пол. Я смотрю вниз и вижу, что к подошве прилипла карта Таро.

– Что?

– Я спросила, что было потом?

Я поднимаю карту. Пятерка пентаклей. Два бедняка, с повязками и на костылях, подходят к двери церкви. Считается, что это карта говорит о милосердии и принятии помощи.

– Эм-м-м… у нас появились эти странные способности.

– Точно, – облегченно выдыхаю я. – Вот именно.

– А почему… почему ты спрашиваешь?

– Мне кажется, что то, что происходит со мной… в каком-то смысле происходит и с Ро. Он… забывает. Забывает о том, что произошло.

– Не понимаю.

Я начинаю грызть ноготь, срываю кожу и морщусь от боли. Снова смотрю на Пятерку пентаклей, переворачиваю ее. Теперь, конечно, она значит не милосердие и не принятие помощи. Это перевернутое значение. Ограничение, оторванность.

– Он сказал, что это, возможно, ответ на травматическое переживание в связи с пропажей Лили.

– В каком смысле? Какой еще ответ на травматическое переживание?

– Ну, как будто мы все это выдумали. Что мы провели все лето на теннисном корте, играя во всякие вымышленные игры, потому что хотели взять ситуацию под контроль, почувствовать свою силу. Что у нас психологическая травма и что нам следовало бы обратиться за помощью к специалисту.

Наступает молчание. Затем Фиона говорит:

– Ну, возможно, и следовало бы.

Я не знаю, что сказать. Потому что Фионе и вправду следовало бы поговорить с кем-нибудь.

– Я собираюсь ложиться спать, – говорит она, словно ощутив неловкость. – Все нормально?

– Да, – вру я, снова переворачивая карту. По-моему, у меня нет такой колоды. – Поговорим завтра. Спокойной ночи.

Я засыпаю с картой на груди.

23

Просыпаюсь я так рано, что на улице еще темно. Пятерка пентаклей по-прежнему лежит у меня на груди, лицом вниз, а это значит, что я проспала все это время, не пошевелившись. Как труп.

Я нахожу в темноте халат, пытаясь вспомнить сон. Очередной сон про Аарона, и я в роли незаметного наблюдателя каких-то рядовых событий его безрадостной жизни.

На этот раз мы стояли у банкомата. На экране высветилось сообщение о превышении ежедневного лимита, и поэтому он пошел к другому банкомату и снял еще сотню.

Я снова смотрю на карту Таро, на двух нищих у церкви. «Ну что ж, денежные мешки, – думаю я. – На подачки и благотворительность вы точно не рассчитываете».

Мы с Лили теперь не рискуем и сорок пять минут идем до школы пешком.

– Привет! – говорит Лили.

Она нашла зимнюю одежду. Бирюзовые «Мартинсы», синие джинсы, зеленовато-синяя парка. Волосы заплетены в две длинные французские косы. Мы идем по большей части молча, пока у меня не лопается терпение и я понимаю, что не могу больше сдерживаться и молчать о Ро.

– А Ро говорил с тобой… о том, что он сам думает обо всем этом?