Талисман

Он взглянул на Джека, который вспомнил вдруг слова Смоуки: Я слышал, что старина Землекоп неравнодушен к маленьким детям. К мальчикам особенно. Джек отпрянул назад, словно от внезапного толчка. Отуэлл Землекоп расплылся в широкой улыбке:

— Решил немного подработать, парень?

— Да, сэр, — пролепетал Джек и брызнул «Уиндекс» на полированную панель автомата, хотя она и без того уже давно была чиста. Джек просто тянул время, надеясь, что Землекоп уйдет. И верно, через некоторое время тот повернулся и двинулся дальше. Джек смотрел вслед толстому полицейскому, подходящему к стойке. И тут же человек в дальнем углу зала обернулся и посмотрел на него. Рэндольф Скотт, подумал Джек, вот на кого он похож.

Но несмотря на мускулистую фигуру и непроницаемые черты лица, у настоящего Рэндольфа Скотта был взгляд героя и губы умели улыбаться. Взгляд же этого человека был скучающим, тоскливым и слегка сумасшедшим.

И со страхом Джек понял, что этот человек смотрит прямо на него. Он обернулся не просто так — он обернулся, чтобы посмотреть на Джека. Джек был уверен в этом.

Телефон. Зазвонил телефон.

Борясь со страшным внутренним напряжением, Джек выпустил газы. Он снова повернулся к музыкальному автомату и увидел между пластинок свое дрожащее испуганное лицо. Телефон на стене просто разрывался. Человек в дальнем углу пристально смотрел на Джека, который застыл у автомата с бутылкой «Уиндекса» в одной руке и тряпкой в другой.

— Если это опять какой-то идиот, я пошлю его прямо в задницу, Смоуки! — сказала Лори, подходя к телефону. — Ей-богу!

Она казалась актрисой, играющей свою роль, а все остальные — статистами. В баре были только два человека — Джек и этот страшный ковбой с длинными руками и глазами, в которые Джек никак… не мог… взглянуть…

Внезапно ковбой открыл рот и губами произнес: «Отправляйся домой, Джек! Уноси ноги, пока цел».

Телефон смолк, как только Лори протянула к нему руку.

Рэндольф Скотт отвернулся, допил свой стакан и крикнул:

— Принеси-ка мне еще болтушки!

— Будь я проклята, — сказала Лори. — По этому телефону звонят привидения.

4

Позже в кладовой Джек спросил Лори, кто такой этот парень, похожий на Рэндольфа Скотта.

— На кого? — переспросила она.

— На старого актера. Он играл ковбоев. Этот парень сидел слева в углу.

Лори пожала плечами:

— Для меня они все на одно лицо. Как китайцы. Ты же знаешь, сколько их тут бывает каждый вечер.

— Он еще называет пиво болтушкой.

— А, этот! — Лори улыбнулась. — На вид полное фуфло.

— Кто он такой?

— Я не знаю, как его зовут. Он крутится здесь уже неделю или две. Проматывает кучу денег. Он…

— Джек, черт возьми, ты забыл? Я сказал тебе притащить еще одну бочку!

Джек принялся быстро укладывать одну из пивных бочек на тележку. Бочка весила немногим меньше его самого, и это занятие требовало огромных усилий и сосредоточенности. Смоуки вдруг заорал прямо из-за двери. Лори взвизгнула, и невольно Джек вздрогнул от неожиданности. Бочка выскользнула и упала на пол. Затычка вылетела, как пробка из бутылки с шампанским, и золотисто-белая пена вырвалась наружу. Смоуки все еще кричал, а Джек не мог оторвать глаз от пены… Пока Смоуки не ударил его.

Когда минут двадцать спустя Джек вернулся в зал, прижимая платок к кровоточащему носу, Рэндольфа Скотта нигде не было.

5

Мне шесть лет.

Джону Бенджамину Сойеру шесть лет.

Шесть…

Джек тряхнул головой, пытаясь отогнать эту навязчивую, повторяющуюся мысль, а мускулистый рабочий, который вовсе не был рабочим, склонялся над ним все ниже и ниже. Его глаза, желтые и окруженные чешуйчатыми веками… Он — оно быстро моргнуло по-лягушачьи; Джек увидел, что его глазные яблоки закрываются шторками, как у птиц.

— Тебе же было сказано вернуться! — прошипел он снова и протянул к Джеку руки, которые на глазах сжимались, расплющивались и отвердевали.

Дверь с грохотом распахнулась, и в кладовку ворвался хриплый рев «Оукриджских парней».

— Джек! Мне, конечно, очень жаль, но, кажется, я уволю тебя и выгоню без цента в кармане! — раздался голос Смоуки за спиной Рэндольфа Скотта.

Скотт отступил назад. Никакой шерсти, никаких когтей. Его руки были самыми обычными руками, большими и сильными, с сетью синих вен. Он снова быстро моргнул, и глаза его были уже не желтыми, а бледно-голубыми. Он еще раз бросил взгляд на Джека и отправился в мужскую уборную.

— Не заставляй меня по сто раз повторять одно и то же! — сказал Смоуки. — Это последнее предупреждение, и не думай, что я шучу.

Так же, как это было тогда, перед Осмондом, ярость Джека внезапно перехлестнула через край — та ярость, которая происходит из чувства отчаянной несправедливости, та ярость, что сильнее всего в двенадцать лет. Студенты в колледжах иногда чувствуют нечто похожее, но это, как правило, не более чем отголоски детских впечатлений. Время стирает все.