Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине

Невил, сделав знак нубийцу, чтобы тот следовал за ним, вышел из королевского шатра, чрезвычайно удивленный всем виденным, слышанным и особенно душевным настроением своего короля. Чтобы проникнуть в мысли и чувства короля Ричарда, не требовалось особой проницательности, хотя не всегда можно было догадаться, как долго они будут владеть им, потому что никакой флюгер так легко не повиновался направлению ветра, как король Ричард порывам своих страстей. Однако теперь все поступки короля были против обыкновения таинственны и сдержанны, и трудно было решить по строгим взглядам, бросаемым на нубийца, расположение или неудовольствие руководило королем в его отношении к невольнику и какое чувство испытывал, устремляя на него свой проницательный взгляд. Услуга, оказанная королем нубийцу, а именно, высасывание яда из раны, нанесенной ему марабутом, казалось, послужила полной расплатой за спасение его от кинжала убийцы, но в то же время что-то подсказывало: счет между ними не окончен, монарх считает себя его должником и потому решение короля удалить от себя нубийца, по-видимому, только временное.

Что же касается нубийца, то, не задумываясь глубоко над тем, каким образом тот научился писать на различных европейских языках, Невил ограничился тем, что убедился в его полном незнании английского. Убеждение барона основывалось на том, что он считал невозможным, чтобы человек, понимающий разговор, в котором он является главным предметом обсуждений, мог так равнодушно все это слушать.

Глава XXII

Кто идет?.. А! Искусный лекарь мой! Приблизьтесь!..

Сэр Евстафий Грей

Возвратимся к тому времени, которое предшествовало событиям, изложенным в последних главах, а именно, когда несчастный рыцарь Спящего Барса был отдан королем в качестве невольника мавританскому врачу и изгнан из лагеря крестоносцев, в рядах которых он так часто отличался и стяжал славу своими подвигами.

Рыцарь Спящего Барса, или теперь только Кеннет, последовал за своим господином, ибо отныне таким стал для него мудрый эль-хаким, к шатрам, в которых жили его служители-мусульмане, в том тяжелом состоянии полусознания, какое испытывает человек, упавший с высоты в глубокую пропасть, неожиданно обнаруживает, что жив, спасшись благодаря какой-то случайности, но до конца не осознавший всей опасности, которой подвергался.

Войдя в шатер Адонбека, Кеннет молча бросился на покрытое шкурой буйвола ложе, на которое указал ему его спутник, и, закрыв лицо руками, тяжело застонал, будто у него сердце разрывалось на части. Отдав приказание своей многочисленной прислуге собираться к отъезду с восходом солнца, эль-хаким, тронутый страданиями рыцаря, подсел к нему, поджав по восточному обычаю под себя ноги, и стал его утешать.

– Не теряй бодрости, друг мой, – сказал он, – вспомни, что говорит Писание: «Лучше быть рабом доброго господина, нежели рабом буйных страстей». Повторяю тебе, ободрись и не печалься, что твой государь отдал тебя мне. Так же как и Юсуф бен-Ягубе (Иосиф, сын Иакова), будучи проданный братьями фараону, нашел в нем своего покровителя, и ты найдешь во мне человека, который будет тебе не господином, а братом.

Сэр Кеннет хотел поблагодарить эль-хакима за участие, но горе, наполнявшее его сердце, было, очевидно, сильнее его, а невнятные звуки, вылетавшие при этом из его груди, подсказали врачу-мавру, что всякие попытки утешить рыцаря в настоящую минуту преждевременны. Эль-хаким покинул своего пленника, или гостя, предоставив ему на свободе предаваться горю, и отправился вторично отдавать распоряжения к предстоявшему отъезду, покончив с которыми, уселся на ковре ужинать. Когда врач окончил ужин, те же блюда предложили шотландскому рыцарю. Невольники пояснили ему, что завтрашний день они очень долго пробудут в дороге, до места первого привала без всякой пищи и питья, и что ему необходимо подкрепить свои силы, но сэр Кеннет, чувствуя отвращение к пище, отказался от еды наотрез и согласился лишь выпить глоток воды.

Сэр Кеннет долго еще бодрствовал после того, как его господин, совершив вечернюю молитву, лег в постель и уснул крепким сном. Наступила полночь, вскоре во дворе послышались шаги и возня прислуги, которая принялась навьючивать верблюдов, а сэр Кеннет все не засыпал. Около четвертого часа утра к нему вошел слуга эль-хакима сообщить, что пора вставать. Сэр Кеннет быстро вскочил на ноги и последовал за слугой. Выйдя из шатра, он остановился около того места, где при лунном свете навьючивали верблюдов: одни были уже навьючены, а другие, стоя на коленях, ожидали остальной поклажи.

Невдалеке от верблюдов стояли оседланные и взнузданные лошади. Вскоре появился и сам эль-хаким. Он легко вскочил на одного из красивых арабских скакунов, а другого велел подвести сэру Кеннету.