– За что? Нельзя обижать человека, – он редко гневался, а тут даже положил руку на меч. – Он же вас веселит, всю жизнь. А вы? – И в голосе князя послышалось такое презрение, что многих внезапно будто обожгло внутри, то ли стыдом, то ли жалостью. А Братятко вдруг заплакал. Он закрыл лицо руками и как ребенок, рыдал навзрыд.
Даниил взглянул на него, потом на князя… и тоже поднялся.
– Знаешь что, князь? Дай-ка я за тебя выпью. И за Братятку.
–«. Руси есть веселие пити, не может без того быти». В летописи так записано, . Истинно говорю, братия?
Нестройный хор отозвался:
– Руси есть веселие пити, не может без того быти.
– Князь, скажи…
– Не трожь, Данилко, князя.
– Будешь ты пить, князь, за меня, за бражника?
Все ждали, что скажет на пьяные слова Даниила князь.
Но тот беззаботно и просто улыбнулся:
– Выпьем же за Даниила. Без тебя, Даниил, как без хмеля. Чудно ты речь держать умеешь.
Даниил как будто чуть смутился, потом улыбнулся.
– Когда я гляжу на тебя, князь, то такие слова у меня на языке, которые другому не сказал бы. И кажется в то поверишь, над чем я сроду смеялся.
А что, мне скромничать не к лицу.
Встану и скажу о том.
Да, я достоин славы, князь.
Слава моя – в слове. Люблю я, грешник, слово… Слово, оно ведь горы сдвинет, сердце тронет… Это вся мудрость великая. Я за него в огонь пойду, за слово. И им я властвую. Суди, княже, мне ли не гордиться… Кто мечом, а кто словом. Кабы слова не было, что мы были бы…
Он говорил, откинув голову назад, быстро, страстно, словно не в себе. и все в избе им залюбовались. И его гульба, и надменность, даже его злость, все как-то прощалось, когда он так вдруг говорил.
Князь слушал, и ему было как никогда хорошо. Рядом Братятко поднялся с лавки и с удивлением смотрел, как все замерли, кто с куском, кто с чашей в руке.
То было светлое время. А теперь Братятка снова всхлипывал. Даниил сидел задумавшись. Даже Вавила понурился. В наступившей тишине вздрогнули горьким звуком гусли, и гусляры, лишь слушавшие и промолчавшие весь вечер, поднялись.
– Когда-нибудь и о вашем князе вспомнят, песня споется, или иное что. Но что-то будет. А сейчас, пора нам, ждет нас дорога."
– Спасибо, пиво хорошее, – Глеб поднял запотевший стакан.
– Пей, пей, говорят, в Египте с этим напряженно. Может быть хочешь вина? Давно уже надо было сделать перерыв.
– Сейчас я эти листы хоть немного отодвину.
Из открытой форточки доносился шум машин. Большая квартира Анны в отсутствие ее мужа как нельзя более подходила для их занятий. Места тут хватало. Листы были разложены на столе, стульях и даже на диване. И у Анны было чувство, что в ее квартире стало как-то уютнее. Словно в этих листах притаилось тепло, пришедшее из другой жизни и защищавшее от чего-то, прятавшегося в красивой мебели. Прав был Карамзин, занятия историей отвлекают и как бы возвышают над болью настоящего. Что-то целительное есть в этом. Может быть от того, что в давних событиях можно увидеть прообраз выхода и из своего жизненного тупика, а может быть из-за дружеского понимания коллег. Александр Владимирович и Глеб были из тех немногих, кто знал, что за внешним благополучием жизни Анны таится нечто иное. Те иллюзии, которые когда-то были у нее относительно характера ее мужа, давно исчезли.
– Я бутерброды принесу, а то голова совсем распухла.
– Хорошая мысль. Да, пока не забыл, возьми Платона. Только я, по-моему, принес лишь один том.
– Спасибо, у меня дома его нет, а я хотела перечитать любимое Александром Владимировичем место. Он находит в нем что-то странное. Ты уверен, что не хочешь вина? У мужа тут хорошие запасы. Вот греческое, кажется, дорогое.
– Ты думаешь, он с радостью пожертвует им для науки?
– Он и не заметит. Слава богу он в командировке, и его мало интересует, чем мы занимаемся. Знаешь, наш завкафедрой считает, что я отдыхаю на работе от семейной жизни. И на самом деле, я чувствую себя легко, может быть лишь занимаясь этим грантом с Александром Владимировичем, хоть и не до конца понимаю нашу цель.
– Я тоже не очень понимаю, но мне это по большому счету нравится. Мы много ездим, пишем статьи, но за всем этим есть что-то еще более увлекательное. Мне сейчас кажется, что, кроме того, ради чего я лечу в Египет, меня там ожидает и что-то иное.
– Почему бы и нет. У меня тоже такое ощущение. И вся эта нервная муть, семейная жизнь куда-то отходят. Как будто мы не пешеходы, а пловцы, и плывем в какое-то неизвестное море.
– Красиво сказала.
С того момента, как они начали новую работу, прошло не так много времени. Поначалу все было понятно и знакомо. Статьи на широкие, но внешне вполне традиционные темы, сборники (как вот этот, которым они сейчас занимались), идеи Александра Владимировича о более популярных изданиях, интересные командировки. И все-таки произошли какие-то изменения. Как будто за этой внешне традиционной научной деятельностью таится неведомое. И будто горячий и страстный ветер дует. Как отголосок той страсти, с которой люди древности строили свои пирамиды и высокие храмы…