Талтос

— Нужно торопиться, — сказала Мона, двигаясь так быстро, как только могла, вдоль поручня. — Меня тошнит от этого перевернутого дома

— Тебя тошнит из-за малыша!

— Ты иди вперед и поверни на тот свет, — закричала маленькая старушка, вцепляясь удивительно сильными сухими пальцами в руку Моны. — Почему, черт подери, ты мне не сказала, что этот ребенок сам в положении? Бог мой, да ведь это девочка Алисии, которая чуть не умерла, когда они отхватили ей шестой палец.

— Что? Вы хотите сказать — мой палец? — Мона обернулась, чтобы посмотреть в крохотное морщинистое лицо старухи, которая кивнула, твердо поджав маленькие губы.

— Разумеется, милая, и ты чуть не отправилась на небеса, когда они положили тебя на операционный стол.

Никто не рассказывал тебе о медсестре, которая сделала тебе укол дважды? О том, что твое сердце почти остановилось, о том, как Эвелин пришла и спасла тебя?

Влетел Бенджи, устремившись вверх по лестнице, его босые ноги вздымали пыль с голых досок.

— Нет, никто ничего не рассказывал мне! Боже, шестой палец!

— Как ты не понимаешь, ведь это может тебе помочь! — заявила Мэри-Джейн.

Теперь они устремились наверх. И это было как сотня ступенек к свету, а тоненький Бенджи уже зажег огни и теперь медленно, томно спускался вниз, хотя Мэри-Джейн уже покрикивала на него.

Бабушка остановилась на первой ступеньке. Ее белая ночная рубашка коснулась грязного пола. Черные глаза пристально всматривались в Мону.

«Это Мэйфейр, можете не сомневаться», — подумала Мона

— Принеси одеяла, подушки и все такое, — сказала Мэри-Джейн. — Поторапливайся. Еще молока Бенджи, принеси молоко.

— Ладно, только подождите минутку, — крикнула бабушка. — Эта девочка выглядит так, что у нее уже нет времени, чтобы провести ночь на чердаке. Ее следует срочно везти в больницу. Где грузовик? Ваш грузовик на причале?

— Не беспокойся об этом, она собирается рожать ребенка здесь, — сказала Мэри-Джейн.

— Мэри-Джейн! — вскричала бабушка. — Проклятье! Я не могу взобраться на эту лестницу из-за моего бедра!

— Тогда отправляйся прямо в кровать, бабушка. Заставь Бенджи поторопиться с этим барахлом. Бенджи, я не собираюсь платить тебе за такую работу!!!

Они продолжали взбираться по лестнице на чердак, и по мере подъема воздух становился все теплее. Это было громадное пространство.

Несколько пересекающихся световых лучей она видела еще снизу. Теперь ей удалось разглядеть отопительные трубы и огромные шкафы, стоящие в каждой нише. В каждой, за исключением одной, в которой глубоко внутри была помещена кровать, а рядом с ней масляная лампа

Кровать была гигантская, собранная из тех простых брусьев, которые часто используются в строительстве в сельской местности. Балдахина уже не было, и лишь многослойная сетчатая занавеска от москитов была протянута над самым верхом. Сетка перекрывала вход в нишу. Мэри-Джейн подняла ее — и Мона упала на самый мягкий в мире матрас.

Ох, только бы он был сухой! Он был сухой! Огромная перина, вздохнув, охватила ее. А масляная лампа, хотя и находилась в опасной близости к постели, превращала нишу в нечто вроде уютной маленькой палатки.

— Бенджи, тащи сюда ящик со льдом, и немедленно!

— Дорогая, я только что отнес его на нижнюю веранду, — ответил мальчик, вроде бы с луизианским акцентом франкоговорящих выходцев из Акадии. «Звучит совсем не так, как старушка. Она говорит, почти как все мы, — подумала Мона, — возможно, немного отличается от нас».

— Знаешь что? Просто иди и принеси его, — велела Мэри-Джейн.

Сетка поймала весь золотой свет и превратила большую мягкую постель в великолепное уединенное убежище. Хорошо было бы здесь умереть — возможно, лучше, чем в водном потоке с цветами.

Боль вернулась снова, но на этот раз она была вполне переносимой. Что следует делать дальше? Мона читала об этом. Следить за дыханием? Или что-то другое? Она не могла припомнить. Этот вопрос она не успела исследовать досконально. Боже, это уже почти началось.

Мона схватила Мэри-Джейн за руку. Мэри-Джейн лежала рядом, глядя на ее лицо, и вытирала ей лоб чем-то мягким и белым, мягче носового платка

— Да, дорогая, я здесь. А это становится все больше и больше. Мона, это не просто… это…

— Это будет рождено, — прошептала Мона. — Это мое. Это будет рождено, но, если я умру, вы должны сделать кое-что для меня — ты и Морриган, вместе.

— Что?

— Украсить мою могилу цветами.

— Сделать что?

— Не кричи! Я говорю о том, что действительно важно.

— Мэри-Джейн!!! — закричала бабушка от основания лестницы. — Спустись немедленно и помоги Бенджи сейчас же поднять меня наверх, девочка!

— Постройте плот, полный цветов, — ты знаешь какой, — говорила Мона. — Глицинии, розы… Все, что цветет поблизости, болотные ирисы…

— Да, поняла. И что потом?

— Только сделайте его хрупким, по-настоящему хрупким. Чтобы я смогла уплыть на нем отсюда, и он медленно распадался бы на части, двигаясь по течению. И тогда я погружусь в воду… как Офелия!

— Да, хорошо. Все, что ты пожелаешь! Мона, теперь мне страшно. Я в самом деле боюсь.

— Тогда стань ведьмой, ведь никто не станет возражать против этого. Правда?