Талтос

Что-то разорвалось! Словно кто-то проткнул отверстие сквозь это. Боже, она умерла внутри?

«Нет, мама, но я выхожу. Пожалуйста, приготовься взять меня за руку. Ты необходима мне».

Мэри-Джейн подтянулась на коленях, руками она хлопала себя по щекам.

— Во имя Бога!

— Помоги ей, Мэри-Джейн! Помоги ей! — вскрикнула Мона.

Мэри-Джейн крепко закрыла глаза и положила руки на гору живота Моны. Боль ослепила Мону. Она пыталась рассмотреть, увидеть свет в сетчатом покрытии и плотно закрытые глаза Мэри-Джейн, она чувствовала ее руки, слышала ее шепот, но не смогла ничего сделать. Она падала. Вниз, сквозь заболоченные деревья, с поднятыми кверху руками, пытаясь ухватиться за ветки.

— Бабушка, помоги! — вскрикнула Мэри-Джейн. И тут же послышался быстрый стрекот ног маленькой старушки!

— Бенджи, убирайся отсюда! — вскрикнула старушка. — Вернись вниз — ты слышишь меня?

Вниз, вниз, сквозь болота, боль становилась все круче и круче. Боже, не удивительно, что женщины ненавидят это! Без шуток. Это кошмарно. Господи, помоги мне!

— Господи, Иисус Христос, Мэри-Джейн, — кричала бабушка. — Это ходячий ребенок!

— Бабушка, помоги мне, возьми ее руку, возьми ее. Бабушка, ты знаешь, что это такое?

— Ходячий ребенок, дитя мое. Я слышала о них всю свою жизнь, но никогда не видела ни одного. Иисус, дитя. Когда там, на болотах, у Иды Белл Мэйфейр родился ходячий ребенок, говорят, что он стал выше своей матери, как только вышел из нее, и прадед Тобиас пришел туда и разрубил его на куски топором, в то время как мать лежала тут же в постели и кричала! Неужели ты никогда не слышала о ходячих новорожденных, дитя мое? На Сан-Доминго их сжигали!

— Нет, только не этого ребенка, — рыдала Мона. Она блуждала в темноте, пытаясь открыть глаза. Боже праведный, какая боль! И внезапно маленькая липкая рука поймала ее за руку.

«Не умирай, мама».

— Ох! Богородица, Дева, радуйся, — произнесла бабушка, и Мэри-Джейн повторила ту же молитву, отставая только на строчку, как магнитофонная лента. — Благословенна в женах и благословенна будь…

— Посмотри на меня, мама! — Шепот раздавался прямо в ее ухе. — Посмотри на меня! Ты нужна мне, помоги мне вырасти большой, большой, большой…

— Вырасти большой! — вскрикнули обе женщины, но их голоса слышались откуда-то издали. — Расти большой! Богородица, Дева, радуйся, помоги ей вырасти большой.

Мона смеялась! Вот и хорошо, Матерь Божья, помоги моему ходячему ребенку!

Но она падала вниз, сквозь деревья целую вечность, и совершенно неожиданно кто-то схватил ее за обе руки. Мона посмотрела сквозь сверкающий зеленый свет и увидела над собой свое собственное лицо! Свое собственное лицо, белое, с небольшой россыпью веснушек и такими же зелеными глазами, и свои рыжие волосы. Была ли это она сама, потянувшаяся вниз, чтобы остановить ее падение, чтобы спасти ее? Это была ее собственная улыбка!

— Нет, мама, это я. — Обе руки сжали ее руку. — Посмотри на меня. Это Морриган.

Медленно она открыла глаза. У нее перехватило дыхание. Она хватала ртом воздух, пытаясь дышать, пытаясь сопротивляться силе тяжести, пытаясь поднять голову, добраться до своих великолепных рыжих волос, подняться достаточно высоко, чтобы, только удержать ее лицо и… поцеловать ее.

24

Когда она проснулась, шел снег. Она была в длинном хлопчатом халате, который ей дали, — что-то очень толстое, для нью-йоркских зим. В спальне, совершенно белоснежной, было очень тихо. Майкл спал крепко, уткнувшись лицом в подушку.

Эш работал у себя в кабинете, внизу. Так он сказал ей. А может быть, закончив дела, также пошел спать.

Она ничего не слышала в этой мраморной комнате под спокойным снежным нью-йоркским небом. Она стояла у окна, глядя на пасмурные небеса и на то, как становились видимыми снежные хлопья, летящие, маленькие, но отчетливые, и тяжело падали на крыши окружающих зданий и на подоконник у окна, шаловливыми порывами ударяя по стеклам.

Она проспала шесть часов. Этого было вполне достаточно.

Она одевалась, стараясь производить как можно меньше шума, и выбрала простое черное платье, которое обнаружила в чемодане, — еще одна новая и дорогостоящая одежда, выбранная другой женщиной, возможно более экстравагантная, чем любая другая, купленная для себя. Жемчуга и жемчуга. Туфли, зашнуровывающиеся над подъемом, но на опасно высоких каблуках. Черные чулки. Немного косметики.

Затем она прошла через тихие коридоры. Нажала на кнопку, отмеченную буквой М. Ей сказали, что так можно увидеть кукол

Куклы. Что она знала о куклах? В детстве они были ее тайной любовью, в которой она всегда стыдилась признаться Элли и Грэму или даже своим друзьям Обычно она просила в подарок на Рождество набор химикалий или новую теннисную ракетку, или новые компоненты для любимой стереосистемы, которая находилась в ее комнате.

Ветер завывал в вентиляционной шахте, словно в дымовой трубе. Ей нравился этот звук.