Там чудеса

Фира попятилась и мотнула головой:

– Я туда не пойду.

Руслан остановился так резко, что пыль под сапогами взметнулась облаком, а Буран недовольно заржал.

– Что? Ты же сама сказала, на восток!

– Найдем иной путь. Без… – Фира махнула на жердь с черепом, – таких вот украшений.

– Украше…

Руслан наконец тоже его заметил – так бы, глядишь, снес и даже не моргнул, – щеку почесал, прищурился, усмехнулся, а потом и вовсе заржал не хуже коня своего.

– Прости… ох, прости… – выдавил сквозь хохот. – Стриженая да в портках… забываю порой… что ты девица пугливая.

– Я пугливая?!

Фира подбородок повыше задрала, руки на груди скрестила и покрепче ногами в землю уперлась, решив, что теперь уж точно с места не сдвинется. Так и будет стоять и слушать крики бравого князя, который не внял разуму и в чащу потопал.

В чаще таких любят. Будет у нечисти пир.

О том, как сама днесь в печь к оголодавшей старухе угодила, Фира предпочитала не думать. Другое это. К тому же кто ее в ту избу отправил?

– А ты дурак непуганый, раз простого знака прочесть не в силах.

Руслан, все еще посмеиваясь, поближе к жерди шагнул, склонился к мерцающей белой кости, пальцем по ней постучал:

– И что же тут начертано? Не вижу ни одной руны.

– Начертано: «Бегите. Дальше – только смерть».

А может, и не дальше. Может, уже здесь…

Зябко сделалось. Фира плечи потерла и по сторонам глянула, но деревья оставались спокойны, шелестели на ветру едва уловимо, будто засыпали со светилом вместе. И не щерил никто в полумраке зубы, не мелькали меж стволами горящие глаза нежити, не стучали по корням, камням и палым веткам острые когти.

Лес как лес…

– Это просто лес, – вторил ее мыслям Руслан. – И просто тропа, сотни раз сотнями ног хоженная. А это… – он вдруг ухватился за посох, играючи его из земли вытянул и в ладони взвесил, – просто стариковская подпорка. Не съест она тебя. – И вдруг подле Фиры очутился и сунул его прямо ей в руку. – Держи вот…

Никогда бы она не взяла эдакую пакость, оттолкнуть хотела, но пальцы сами собой на изгибе жерди сомкнулись, точно намертво вросли в дерево, и побежала тут же по жилам сила, потянулась, откликнулась, признала родство ведьмовской вещицы. Так что Фира даже не удивилась, когда крутанулся череп на посохе, что игрушка-вертушка, раз, другой, и вспыхнул в глазницах свет, двумя желтыми лучами к пригорку ринулся, рассек вечер да так и застыл в воздухе, подрагивая.

Пальцы жгло не то огнем, не то холодом, но разжать их так и не удавалось, а вскоре Фира и пытаться бросила.

Ибо жжение быстро стало теплом, пробравшимся в самое сердце.

Таким правильным и уютным, что не все ли равно, от чего оно исходит?

– Хороша подпорка, – пробормотала Фира и наконец взгляд от черепа оторвала, настороженная молчанием Руслана.

– Назад, – произнес он и даже попробовал ее за спину себе задвинуть, но не тут-то было.

Фира изогнулась, руку его стряхнула и отскочила – пронзавшие сумрак лучи света подпрыгнули вместе с нею и вновь в пригорок уперлись. Тогда-то она и увидела то же, что и Руслан…

Увидела и обомлела.

Потому что холм, к которому они так стремились, и холмом-то не был. Потому что высь пронзало отнюдь не чахлое лысое деревце, а навершие железной тульи. И тулья эта, поросшая мхом, временем изъеденная, перетекала в необъятный наносник, а уж под ним болтались, путаясь в диких кустах, остатки бармицы[14] и мерцали влагой распахнутые… глаза.

Глаза человека… если бывают люди такими огромными, что одна лишь голова обхватами могла с княжьими хоромами потягаться.

Что это голова, Фира не сомневалась. И рот у нее был (приоткрытый), и уши (торчащие из неопрятных, изломанных седых волос), и пусть бледнели на щеках грибы, пусть проросли под кожу ветви и травы, пусть сплелась борода с корнями деревьев и под землю ушла, а в дырах шелома свили гнезда птицы, все же…

Голова моргнула, резко, стремительно, хотя казалось, что веки ее должны опускаться всю ночь, а потом весь день подниматься. Прищурилась. Хрипнула.

И пошла земля под ногами рябью, задрожала, даже накренилась будто бы.

Захрапел вороной, взвился на дыбы Буран, застучал в воздухе копытами, попытался вожжи вырвать, но Руслан держал крепко, уверенно.

– Приглуши путевик, девка, – загудел мир, заколыхался.

Фиру чуть не снесло порывом ветра, так что пришлось посох снова в землю вонзить да ухватиться за него обеими руками, присесть слегка, пригнуться.

– Ну и кто там ко мне пожаловал? Кто сон мой потревожил? Не вижу, подойдите ближе.

Голова не говорила, пела. Как гора поет перед обвалом, как река – разбиваясь о крутые пороги. И приближаться к чудищу совсем, совсем не хотелось.

Зачем?

Столь дивный голосок и за дюжину верст расслышишь, а они и так уже подошли почти вплотную. Кабы не посох, кабы не череп, и не заметили бы, как шагнули в гостеприимно распахнутый рот…

– Коли не видишь, откуда знаешь, что девка? – прокричал в ответ Руслан, и Фира обреченно уткнулась лбом в костяной затылок все еще сияющего черепа.

Ой дурак…

– Кто ж еще путевик приметит да возьмет.