– Привет, вещий. – Фира хотела улыбнуться, но всхлипнула и на миг рот рукой зажала. – Прости… прости, что потревожила. Прости, что призвала.
Ворон каркнул, и она закивала судорожно, в рубаху Русланову вцепилась и взмолилась:
– Прошу, спаси его. Ты с Мареной знаешься, меж гранями странствуешь, ведаешь, где живую и мертвую воду искать. Я не знаю, для чего ты перо мне даровал, но ежели в благодарность… помоги.
Ворон снова посмотрел на Руслана. Затем отлетел в сторонку, на месте закружился, все крылья расправив, и вдруг на спину Фарлафа вспорхнул, впился когтями в плоть, разрывая котту, и на Фиру воззрился.
– Что? Нет, не его… Руслана…
Ворон встряхнулся, каркнул дважды, и послышалось ей в этом карканье:
– Тебе… нужен слуга?
– Хорошо… Хорошо.
Фира руки к груди прижала, наблюдая, как впиваются когти птичьи в спину брата ее еще глубже, почти вырывают хребет, да как поднимает ворон тело бездыханное над землею вместе с торчащим из груди мечом и растворяется в воздухе.
А в следующий миг воротился вещий уже один.
Пролетел над Фирой, каркнул раз – выпала наземь из клюва склянка крошечная, прозрачная.
Полетел обратно, каркнул еще – и выронил вторую, которую Фира успела подхватить.
И взметнулась черная тень в небеса да истаяла там без остатка.
Фира воду живую отложила, мертвую подняла и зубами пробку деревянную вытащила. Осторожно, медленно, чтоб ни капли не расплескать. А как спрыснула водою той грудь Руслана, так и затянулась рана прямо на глазах, только рубаха осталась багровой от крови и прорезанной.
Дрожащими пальцами Фира выдернула пробку из второй склянки, спрыснула его водой живою и застыла, боясь пошевелиться. Боясь спугнуть чудо.
Тянулась часть за частью, ночь накрыла лес и опушку темным шелком, и Фира светоч в ладони запалила, так яро вглядываясь в лицо Руслана, что защипало глаза.
И наконец веки его дрогнули, а грудь приподнялась от первого тихого вздоха.
Песнь шестая. Преданья славы и любви
Глава I
Грудь саднило сильнее, чем после удара разбойничьим бревном. Казалось, Руслана на живую взрезали, ребра раздвинули, в нутре покопались и всё обратно зашили. Но не было на коже ни стежков, на царапин, ни кровоподтеков. Даже рана, в бою с Черномором полученная, и та затянулась, только дыра в рубахе осталась.
И еще одна появилась, прямо над сердцем. Может, оно и ныло так отчаянно, что мешало дышать?
Ощупав себя с ног до головы, Руслан ладонями от земли оттолкнулся и вскочил, но тут же запнулся о корень и за дерево ухватился. Мир кружился и норовил вновь его навзничь опрокинуть. Прямо к Фире, что как сидела на траве рядом в миг его пробуждения, так и не шелохнулась – только колдовской огонек в ее руке подрагивал, гоняя тени по застывшему лицу.
А вот и губы пошевелились, но Руслан не расслышал ни звука. Встряхнулся, отпрянул.
– …хорошо? – всё ж прорвалось тихое слово в плотный кокон облепившей его тьмы.
Он моргнул и отступил еще на шаг, не отрывая от Фиры взгляда.
Она смотрела в ответ прямо и спокойно, но мерцающий зыбкий свет искажал ее черты, превращая их в зловещую маску.
Или же обнажая истинную ведьмовскую суть?
– Где Людмила? – прохрипел Руслан.
Глаза уже привыкли к ночному мраку, да и луна выползла из-за так и не разразившихся дождем туч и пролила на опушку каплю серебристого сияния, так что он сумел различить две крупные размытые тени – коней. Даже уловил их сопение. А вот Людмилы нигде не было.
Фира охнула и тоже поднялась, суетно, неуклюже:
– Она… на Буране. Я… отвлеклась. – Рукой махнула и шагнула было в ту сторону, но Руслан выставил перед собой ладонь, покачал головой:
– Не двигайся.
И сам пошел проверять.