Там чудеса

– Зачем? – прошептала, а потом и крикнула: – За что?!

Наина, любовавшаяся деянием рук своих и чар, обернулась так резко, что длинные несобранные волосы плетью комнату рассекли и жгутом улеглись на ее плечо.

– Зачем? За что? – повторила она, а потом подбежала к Фире, через мертвого мужа перескочив, склонилась, впилась в щеки ее ледяными влажными пальцами и зашипела: – Не смей притворяться, будто не ведаешь. Не смей в невинную шкуру рядиться!

Кровь все еще сочилась из пореза на ее ладони, Фире на шею капала, затекала под ворот.

– Ты любила его, – всё ж удалось шевельнуть смятыми губами. – Я видела…

И Наина, расхохотавшись, разжала хватку и отступила:

– Ты… ты… видела? Видела?! Глупая тварь! Что ж тогда ничего не сделала? – Она вдруг подле Финна очутилась, уселась на него верхом и на грудь раскуроченную облокотилась, запястья под подбородком скрестив. – Что ж не подошла к нему и не сказала: о, наставник мой ненаглядный, почто ты мучаешь бедную женщину, почто не снимешь поганый приворот? А он бы тебе ответил, мол, конечно, дорогая ученица, сей же час, сей же миг, только еще разок отведу ее в ложницу, еще разок полюбуюсь, как пляшет она для меня нагишом в лунном свете, еще разок бедра и плечи ее так облапаю, что до холодов следы не сойдут. Еще разок… и еще… и еще…

Фира не могла дышать. Схлопнулись ребра, сдавили нутро, и только тихий хрип вырывался из горла. Она неотрывно смотрела на перекошенный рот Наины, на глаза ее блестящие, но не от слез – от гнева и ненависти, и верила каждому слову, пусть и корчилась душа в муках от этих знаний.

«Наставник не стал бы, – хотелось думать.

Но тут же вспоминались безоговорочная преданность и трепетные взгляды его жены, которые уж точно не могли за сиг подобной яростью обернуться.

Щеки Наины заалели, губы искривились в оскале, и она, ухватив Финна за грудки, подтянула его к себе, нос к носу:

– Ты бы ведь никогда не пресытился. Никогда не отпустил. Хотел досуха меня выпить, до самой последней капельки. Всю радость, всю молодость!

А потом закричала, исступленно, отчаянно, и затрясла его мертвое тело что чучело соломенное, всё сильнее и сильнее, пока не застучал затылок об пол. Снова. И снова. И снова. До хруста.

Фира прикрыла глаза, чувствуя, как срываются с ресниц слезы. И зажала бы уши, чтобы не слышать этот вопль, но руки онемели настолько, будто их вовсе не было.

Наконец Наина умолкла. Поднялась, судя по шороху. Приблизилась.

– Так что ты видела, маленькая ведьма, любовь мою или его подлость? Что все вы видели? – Голос ее сделался низким, грубым, надтреснутым. – Ах, какая у Финна блеклая и скучная женушка. Немудрено, что носу из избы не кажет. На такую и руку поднять незазорно.

– Я… не знала, – выдавила Фира, наконец вскинув на нее взгляд. – Никто не знал.

– Потому что всяк только о своей шкуре печется, верно? – Наина улыбнулась и к плечу голову склонила. – Понимаю, понимаю… И, пожалуй, тоже не стану о других заботиться. Идем, пора прогуляться.

Она щелкнула пальцами, и незримая сила Фиру за шкирку вздернула, подержала в воздухе и медленно опустила на одеревеневшие ноги. Та покачнулась, едва не застонав, когда противная колючая волна от стоп до бедер прокатилась, и выдохнула с облегчением.

– Куда идем?

– Как куда? На людей посмотреть, себя показать. А то ж никто меня настоящую и не видывал, пускай полюбуются. – Наина замерла, словно нежданно что-то вспомнив, к сундуку метнулась, крышку откинула и достала оттуда… волотов дар. – Еще своим сокровищем хочу похвастаться, пусть завидуют. Это особенный меч, знаешь?

«Конечно, знаю. То ведь мы, дураки, его для тебя добыли».

– Да, – ответила Фира вслух. – Он… разрубает любые чары.

– Верно, – протянула Наина, без труда удерживая меч одной рукой на весу, словно он не тяжелее перышка. – Любые. Даже самые гадкие и сильные, вроде приворотов. Идем же скорее!

Не выпуская рукояти, она первой по лестнице вскарабкалась, и только когда скрылся в проеме подол черного сарафана, Фиру потянуло следом. За грудь дернуло, словно там и притаился узел невидимой верви, а руки вдруг вперед перебросило и снова сковало. Неужто чтобы она нос себе ненароком не расквасила?

Из подклети Фира выбиралась едва дыша, но пыль все так же плясала в полосках света, что сквозь ставенные щели сочился, а значит, день еще не миновал. И тьма, из сердца колдуна и костей родившаяся, не накрыла город, не отравила воздух… Так ведь?

– Куда делись тени? – спросила Фира, остановившись посередь кута, пока Наина уже в сенях на дверь, замерев, пялилась и словно не решалась ее открыть.

– Тени? – Она обернулась. – Ах, эти тени… Сейчас увидишь.

И с такой силою пнула створку, что с петель сорвала, а потом прошлась по ней, плашмя рухнувшей, как по мосту и с крыльца сбежала, утягивая за собой Фиру.

Посад… молчал.