Там чудеса

– Уж больно ты целехонький после такого странствия, – прищурился побратим и швырнул в Руслана чистую рубаху. – На вот, прикройся. А то ж не поверит никто, что с ратных подвигов воротился. Давай хоть морду синяками разукрашу?

– Пусть не верят, – буркнул Руслан, но оделся.

Тело и впрямь не ныло, не жаловалось, ни одна косточка, ни одна жила, а ведь он был уверен, что как минимум до зимы хромать придется.

– Ладно. Тогда мы просто тряпье твое походное на шест насадим и будем размахивать им как стягом. – Третьяк поднял с пола скомканную рубаху, грязную, пропахшую костром, сталью и дорогой, и, расправив ее, затряс перед собою. – Мол, глядите все, сколько крови пролил наш князь удалой, сколько боли стерпел, только чудом выж…

Он осекся. На ладони ткань накинул, поближе к лицу поднес и присвистнул:

– Нет, а правда. Как ты выжил-то?

– То есть? – Руслан, повязав пояс, шагнул к побратиму.

– Ну, вряд ли меч мог вспороть рубаху и о кожу сломаться. Да и прореха червленая… Сколько ж крови вытекло?

Руслан выхватил тряпицу, перед собой растянул, нахмурился.

Про дыру над сердцем он помнил, а вот к цвету не приглядывался – просто сбросил с себя всё, прежде чем на перину завалиться и забыться сном, впервые за долгое время обыкновенным, не колдовством навеянным. Но… белого и впрямь почти не осталось. И не только на боку, где его задел сияющий клинок Черномора, но и вся грудь была кровью залита.

– Я… не помню.

Сердце встрепенулось. Слова хлынули в голову бурным речным потоком, переплетаясь, в вопросы складываясь – в те самые, что Руслан уж задавал себе, пока вез Людмилу сквозь ночь к родному дому.

«Почему не убили его, раз уж Фарлафу так не терпелось княжну заполучить?»

А может, всё ж убили?

Разве мог луарец мимо спящего, беззащитного врага пройти? Разве скрылся бы незнамо куда, давая возможность очнуться и забрать Людмилу?

– Так что, тебя навьи твари оживили да заштопали? – Третьяк попытался забрать рубаху, но Руслан снова скомкал ее и отбросил прочь. – Настолько с ними подружился?

– Не с ними…

Похоже, он как есть межеумок. И по дурости своей не то думал, не то говорил, не то делал и не то слышал.

«Фарлаф мертв».

– Вот дуботолк… – пробормотал Руслан.

– Если ты про себя, то спорить не стану, но…

– Мне надо идти.

Из ложницы он выскочил как ошпаренный, затем под ошарашенным взглядом Третьяка вернулся, схватил меч и снова выбежал прочь.

– Эй, погоди! – донеслось вслед, но Руслан лишь бросил через плечо:

– Я быстро.

Да так резво через сень припустил, что чуть не посшибал суетящуюся челядь.

На улице народу меньше не стало – наоборот, прибавилось. Все куда-то шли, что-то кричали, чем-то гремели. От света солнечного хотелось прикрыться, от шума – зажать уши, но Руслан только по сторонам зыркнул, пытаясь сообразить, куда идти, и рванул к конюшням.

Сердце уже не билось – надсадно корчилось, и казалось, ежели хоть на сиг замедлиться, задержаться, то уж ничего не исправишь.

«Думаешь, она там сидит и ждет твоего возвращения?» – зубоскалило нутро, и раны, чарами заживленные, будто снова раскрывались и сочились кровью.

Дурак, дурак, дурак…

– А ну стой, князь! – прозвенел недалече высокий женский голос, но Руслан только прибавил ходу. – Стой немедля!

– Потом! – выкрикнул он.

– Сейчас! – рявкнули в ответ, и рукав его тонкие пальцы сцапали, останавливая и разворачивая.

Руслан вздохнул, брови сдвинул, руки на груди скрестил:

– Ну?

Перед ним, подбоченившись, замерла Людмила. Умытая и причесанная, в шелка и бусы укутанная, красивая до невозможности и… до скрежета зубовного несвоевременная. Что опять взбрело в ее светлую пустую голову? Что понадобилось именно теперь?

За спиной ее мялась старая нянька, поджимая губы и потирая сухие ладошки, словно из последних сил сдерживаясь, чтоб непутевую за косу обратно в терем не уволочь. Еще чуть дальше шушукались вятшие девицы, ресницами хлопали и пальцами в Руслана тыкали. Ну и народ днешний никуда не делся, притих только, навострил уши. Даж из дверей сараюшек головы повысовывались, чтоб ничего не упустить.

Проклятье… конюшня ведь была в двух шагах…

– Если ты решил, – зашипела Людмила, подавшись к Руслану и кулачком по груди его стукнув, – будто сговорился с отцом, а я послушно пойду, куда велят, как козочка на веревочке, то…

– Тихо. – Он перехватил ее запястье, отвел руку. – О чем ты?

– Я не хочу за тебя замуж! – воскликнула Людмила, вырвавшись. – Да и вообще замуж не хочу!

– Так и я жениться не намерен. – Руслан подумал и добавил: – На тебе.

Она открыла было рот, вздыбила полную воздуха грудь, словно собиралась снова разораться, но тут, похоже, услышала и выдохнула:

– Совсем?

– Совсем.

– А как же свадьба?

– Какая?

– О которой все треплются.

– Ну так спрашивай с тех, кто треплется. – Руслан по сторонам зыркнул, и застывшая челядь бросилась врассыпную, не шелохнулись только нянька Дотья да девы, за спиной ее в кучу сбившиеся. – Я еще не говорил с Владимиром.

Людмила дернулась и топнула ногой: