Там, где бьется сердце. Записки детского кардиохирурга

Здесь шум для них тоже раздался пронзительно. Тем более что наш диагноз омрачил огромную радость от рождения ребенка только на следующий день. Гора мечтаний и планов, выросшая за время беременности, которую считали нормальной, сначала повисла на волоске от прикосновения нашего стетоскопа, а затем обрушилась после хирургического вмешательства.

Что касается меня, во мне бурлила ярость. Я жестоко корил себя за спешку и за неверное решение так торопливо приняться за этот непокорный шов. В некоторой степени я чувствовал себя виноватым. Это тривиальное кровотечение в конце концов могло поддаться очередному тампонированию. До того рокового шва все шло наилучшим образом. Сердце, почки, легкие — все прекрасно работало. Мы выиграли бой за эту жизнь. Все говорило о легком пробуждении и долгосрочной коррекции. Хватило одного-единственного шва, чтобы нарушить равновесие той огромной системы, которую образуют органы. Хватило одного-единственного шва, чтобы началась катастрофа, чтобы ворвался этот оглушительный шум. Эти шум и ярость.

Этот не пожелавший поддаться шов — пламя, которое превращается в пожар, снежный ком, перерастающий в лавину, — изрядно помучил меня, затем мои терзания развеялись, возвращаясь лишь временами, когда приходили воспоминания. А еще я надеялся, что страдания и печаль родителей, хотя и были сильнее во много раз, также притупились со временем. Два года спустя они сообщили нам, что у них снова родился ребенок. Я хотел окончательно успокоиться, убедив себя, что в этой новости стоит видеть знак завершения траура.

И еще я помню, что тогда испытал благодарность к поколению хирургов девяностых годов, которые столько трудились, чтобы позволить нам проводить операции по коррекции сердца в любом возрасте, а не только «перед школой», как было раньше. Именно эти врачи повлияли на то, что аппараты искусственного кровообращения стали миниатюрными, чтобы не разжижать до предела кровь новорожденных, что размеры наших инструментов, а также ниток и игл уменьшились до их масштаба, что глаза наши стали видеть лучше с помощью специальных очков. Благодаря этим достижениям времена, когда мы кое-как чинили кровообращение, чтобы отложить коррекцию на несколько лет, ушли в историю. И это к лучшему! Ведь риски не уменьшались с этой отсрочкой, а главное, если уж судьбой предначертано, что ребенок обречен, потому что у него слишком серьезный врожденный порок, так пусть это случится в самом начале. Как можно раньше. Как того хотела бы Природа. Прежде чем его сущность и душа займут слишком большое место. Прежде чем личность, взгляд, улыбка, живость навсегда оставят след в сердцах родителей и будут постоянно возвращаться, вызывая этот шум. Прежде чем парализуют их слишком надолго.

Сила этой ярости может быть всепоглощающей.

Тогда ярость и шум, который лежит в ее основе, настолько сильны и безжалостны, что становятся разрушительными и не щадят уже никого.

Когда ребенок, для которого угроза не слишком серьезна, уже большой, занимавший все пространство семьи, погибает по нашей вине. Его уход разрушает все.