— Я бы никогда не стала вашей. — Злобно прошептала я, брыкаясь связанными ногами стараясь попасть по его лицу или горлу. Я чувствовала, как руки наливаются свинцом и как стяжка давит на больную спину, но еще я чувствовала чужие разгоряченные ладони, гуляющие по моим бедрам.
— Ну и чьей бы ты стала? — Хрипло спросил мужчина, развлекаясь с молнией. — Того мальчишки? — Он усмехнулся, а меня захлестнула горькая беспомощность. — Юнец оказался слабым бесхребетным ничтожеством.
— Вы ничего не знаете о Тае. — Сквозь слезы прошипела я. — Ничего…
— Ну и чего я не знаю? — Мерзкие губы главы клана прикоснулись к животу, отчего внутри все умерло.
— Он был добрым, — я с отвращением всхлипнула, — смелым, заботливым… Он был тем, кем вам никогда не стать.
— Ну и что, помогла ли ему доброта? Где его забота сейчас? — Усмехнулся мужчина. — Ну или смелость? Что ж он не примчится к тебе на выручку? Ах да, — улыбнулся Арэта, глядя как его слова попадают прямо в цель. — Он же сдох, точно. Быть добрым в нашем мире недостаточно. Это вас с ним и отличает… — Его пальцы нырнули под майку, отчего я зажмурилась, кривясь и телом. По комнате пронесся еще один безвольный всхлип. — Тебе с рождения дарованы акульи зубы. Ты знаешь, чего хочешь, только боишься заполучить принадлежащее тебе по праву. Делаешь неправильные выборы, сворачиваешь не туда, а потом пугаешься глухого тупика, что вырастает перед твоим носом.
Его руки стали все яростнее блуждать по телу, а мои мысли с каждым вдохом распадались. Я позволила себе этот распад, надеясь, что сердце остановится само, не выдержав этой постыдной пытки. Уж лучше бы он меня просто убил, свернув шею.
В очередной раз, я открыла глаза, когда на мне осталось лишь нижнее белье и майка, которую этот монстр вот-вот собирался порвать. Мое тело уже не сопротивлялось, мозг принял поражение, отчего стало мерзко и паршиво. Я старалась не думать о том, что происходит в этой комнате. Я окунулась вглубь своих воспоминаний: наше тайное место; запах горячего обеда, приготовленного тётей; смех Тая, когда мы убегали от толпы злых подростков, во главе которых стояла Рика; звон летних фуринов; старые
песни, доносящиеся из не менее старого магнитофона; единственное свидание с Таем; наша с ним ночь и мое прощание… Слезы стали душить. Однако проклевывались и другие воспоминания: паршивое детство; оборот наркотиков прямо в нашей гостиной; частые побои; голод и нищета; смерть… нет, убийство тёти; ее унижение даже после гибели; смерть неповинных людей; причиненный вред Джун и Кику; продажа девушек за долги; изнасилование и… смерть Тая… Это место… Эти люди… Они преследовали меня всю жизнь, даже когда я была в утробе моей непутевой матери. Они забрали у меня все, не дав ничего взамен. Я считала это место симбионтом, а оно оказалось паразитом. Если я еще и себя им отдам, то моя жизнь не лучше грязи под ногтями.
Я разлепила глаза, когда майка с треском разлетелась на две части. Арэта был полностью поглощен моим телом, а мной. Он даже не гнушался запекшейся крови и запаха. Я еле сдержалась, чтобы не скривиться от мерзости происходящего.
«Думай…»
«Меня же учили…», — мозг, словно перезапустившийся процессор стал генерировать мысли.
На руку оказалось то, что тело давно обмякло, и Арэта не заметил моего оживления. Я медленно выдохнула и снова вдохнула, пока тот…
«Абстрагируйся!»
«Дождись…»
Долго ждать действительно не пришлось. Мужчина почти всем весом навалился на меня, поднимаясь выше. Внутри все клокотало от раскурочивающей боли, но на лице не содрогнулся ни один мускул, только слезы периодически затекали в уши. Его дыхание участилось, жарким смрадом оно остановилось у моей шеи. Усилием воли я не отвернула голову в сторону.
«Дождись…»
Его губы едва коснулись подбородка…
«Дождись!»
Щетина противно царапала кожу, когда нос уперся в мой.
Это я хищник, не он. Ядовитая? — Верно. Я не осталась одна. Я и никогда не была одинока.
Никогда.
Со мной всегда была… я.
Эта мысль так меня удивила, что по телу невольно пробежались мурашки.
Я.
В тот момент я почувствовала, что даже время замедлило свой ход. Движения ублюдка стали медленными, а мои наоборот — быстрыми и чертовски точными. Когда я, наконец, сделала выпад, первым прекрасным звуком оказался рваный крик мужчины, схватившегося за свой окровавленный нос. Он смотрел на меня круглыми глазами, в которых от боли и гнева полопались капилляры. Когда я выплюнула на пол кусок хряща, тот запнулся о тумбу, привалившись к стене. В закрытую дверь стала ломиться охрана. Сквозь жалкий вопль мерзавца, мой смех был похож на крик ворона, что нашел плоть, в которую можно вонзить изголодавшийся клюв. Я смеялась так громко, улыбаясь во все окровавленные зубы, пока мужчина пятился по полу, крича от боли и унижения. По его прижатым к лицу рукам текли алые струйки. Они просачивались через пальцы, пачкали обнаженный торс с мерзкими татуировками, заливали брюки и пол.