Друг мой, то, что ты находишься там же, куда закатился твой злотый — я знал. Я издали наблюдал за каждым твоим шагом. И знал, что мы встретимся. Так и вышло: ты спустился в подвал на Шавельском переулке, дом шесть, чтобы спрятать рукописи, а я сам там прятался. Погоди-ка, когда ж это было?
— Перед Рошашоне[27]
! — выкрикнул я и тут же осёкся: зачем я ору?— Да, перед Рошашоне. Твоя память точна, как швейцарские часы. Только не надо так кричать, я не глухой, — кашлянул реб Йонтев. — Там, в подвале, мы нашли друг друга и отпраздновали нашу вторую встречу. Я помог тебе закопать рукописи. Если хочешь, ещё одна деталь: ты читал мне наизусть свои стихи. Те, в которых ты рассказываешь звёздам, что творят люди на земле. До сих пор помню строчек десять. Если бы в твоём стихотворении было больше рифм, я бы получше его запомнил. И пока ты читал, мы услышали, как над нами пронёсся галопом так называемый ангел смерти.
Что у кого-то, бывает, в голове птички чирикают, я давно привык, но ты тогда пролепетал такое, чего я отродясь не слыхал: если один из нас останется в живых — пусть принесёт другому привет с того света.
Скажу по секрету: ничто в жизни не заставило меня пролить столько слёз, сколько твои слова. Вдруг в подвал проникла тоненькая ниточка света. И прежде чем мы заключили договор, прежде чем поклялись друг другу, я увидел у тебя на ладони голубую звезду. И мне стало ясно, кто кому принесёт привет.
Правда, я поставил на карту и тот, и этот свет, взял на себя нечеловеческий риск, но таков уж мой характер: если я на что-то соглашаюсь, то с радостью и от всего сердца. И ты свидетель, что теперь моя совесть чиста.
Вдруг реб Йонтев поднялся, будто испуганный орёл. Костяная трость прыгнула в руку хозяина. Лёгким, летящим шагом он двинулся к выходу. Песчаные сполохи померкли на его припорошённом пылью лице. Сквозь щели и проломы в стенах было видно, как занимается рассвет.
— Реб Йонтев! — бросился я за своим земляком. — Это наша третья встреча и, может, последняя. От кого же ты принёс мне привет? Ты видел моих родителей, сестру? Дай какой-нибудь знак, докажи, что ты пришёл из тех краёв.
Реб Йонтев остановился, достал из-за пазухи свёрнутый свиток и протянул его мне:
— Знаю, ты любишь святые книги, старинные фолианты, древние рукописи. Я принёс оттуда несколько страниц из дневника Мессии. Когда сумеешь их прочесть, узнаешь немало тайн. В том числе и тайну танцовщицы на острие иглы. Не спрашивай, как и где, в какой пещере я нашёл этот дневник. Неизвестно, смог бы я сдержать слово, если бы не настало время воскресения мёртвых. Монета перевернулась счастливой стороной.
«Не опоздать бы! — застучали у меня в висках холодные молотки. — Надо скорей развернуть это сокровище!»
Не владея собой, тут же, в заброшенных развалинах, я попытался развернуть дневник Мессии, чтобы узнать тайны жизни и смерти.
Кусок пергамента оторвался. Шрифт, насколько я в этом разбираюсь, оказался похож на шрифт рукописей, обнаруженных у Мёртвого моря. Разворачивать дальше? Но древнее сокровище может рассыпаться у меня в руках. Да и разобрать шрифт тоже будет непросто. Делать нечего, придётся обратиться к археологам. Но разве археолог поверит рассказу о клятве? Поверит, откуда, из каких краёв мне принесли этот свиток? Как он попал ко мне, кто автор? Но больше всего меня мучил вопрос: имеет ли кто-нибудь право узнать тайны, которые доверили мне одному?
Опять принеслось ослепительно-белое облако пыли и жадно припало к священным камням. Лёгким, летящим шагом реб Йонтев удалялся от меня, поднимаясь по росистому склону напротив развалин. Он снова стянул с головы нечто, больше похожее на птичье гнездо из соломы и перьев, чем на шляпу или ермолку, и я увидел у него на затылке третий глаз. И сквозь этот круглый третий глаз светила звезда. Утренняя звезда.
1973
Там, где ночуют звёзды
Люпус
Заперев на семь оборотов обитую медью дверь, я бережно спрятал затейливый ключ с выточенными змеиными зубчиками поближе к сердцу: во внутренний карман красной бархатной жилетки.
За мою мудрость мне медаль полагается: от кого я прячу ключ? Пока вор снаружи, как он овладеет ключом, который находится внутри, а если вор уже внутри — что толку прятать ключ в потайной кармашек?
Я живу на верхнем этаже самого высокого дома в городе, и куда чаще, чем люди, ко мне в гости через единственное окно — заглядывают небесные воинства набухших облаков, тучных, как персонажи рубенсовских картин, а лестницы, чтобы достала до моего окна, даже у пожарных не найдётся, но всё же, ради вящей безопасности, равно как из страха перед космическим сглазом, я закрыл внутренние ставни и безжалостно задёрнул парчовые портьеры.
И всё для того, чтобы ничего не помешало мне в химических и сверххимических экспериментах по преобразованию осиротевшей тени в её бывшего живого хозяина.