Там, где ночуют звезды

— Раз ты уже знаешь секрет, почему я притворяюсь, открою секрет, почему я открылся: ты передо мной в долгу. Но твой долг куда больше, чем все монеты, которые я собрал. Ты должен стать моим наследником! У меня, космического человека, на этой крошечной планетке никого нет. Все мои близкие, в том числе и самые близкие, улетели в другие галактики. Единственный друг — совершенно иное создание. От одиночества я недавно попросил психиатра довести меня до шизофрении, до раздвоения личности. Думал, станет не так одиноко.

— И как, помогло?

— Да, теперь я одинок вдвойне.

— И поэтому я должен стать твоим наследником?

— Не поэтому. Я хочу, чтобы ты унаследовал мою мудрость, мои афоризмы. Я исписал семьдесят тысяч страниц.

— И что, например, мне с ними делать?

— Издать в семистах томах, переплетённых в кожу с золотым тиснением.

— До того как я возьму на себя это почётное бремя, хотелось бы удостоиться услышать несколько афоризмов.

— Вот один:

Мы прекрасно друг друга поняли,

Я и горилла.

«Сперва убери эту решётку, —

Сказала она, —

Тогда и поговорим».

Второй:

Один миг так же стар, как время.

Третий:

Ты слишком близко, чтобы мы могли сблизиться,

И слишком далеко, чтобы могли отдалиться друг от друга.

Четвёртый:

«Один из вас меня не предаст», —

Сказал Христос ученикам.

И этим одним стал он сам.

Пятый:

Слёзы — сверкающие слова глаз.

Шестой:

Мужчины созданы во множественном числе,

Женщины — в единственном.

Седьмой:

Глупый художник,

Ничего не требуй от дерева,

Которое растёт и цветёт

Реалистично.

Восьмой:

Я квартирант

В своём теле.

Слезами

Плачу за жильё.

Когда же платить станет нечем —

Хозяин вышвырнет

На холод и под дождь.

Девятый:

Слишком рано превратилось в слишком поздно.

Десятый:

Я не меньше, чем любой другой,

Только сам себя я меньше тут.

Для себя я маленький такой,

Что покамест даже зубки не растут.

5

С кошачьим проворством Гораций Аделькинд встал, снял с цепи подвешенную к потолку лампу и осветил тяжело нагруженные полки:

— Милый наследник! Вот они, мои сочинения. Поздравляю, теперь они принадлежат тебе. Моё прошлое — это моё будущее.

Еле слышный стук в дверь.

Его голос захрипел:

— Это мой единственный друг. Он всегда приходит в это время. Я уже намекнул, мой друг — совсем иное существо. Он червь! Старый, седой червь приносит мне свои мысли, а я их записываю. Поэт Словацкий говорит, что был секретарём ангела, а я, Гораций Аделькинд, секретарь червя. Хочешь, я вас познакомлю?

Я встал у него на пути:

— В другой раз. На сегодня хватит. Тут есть чёрный ход?

Гораций Аделькинд поднял лампу повыше и потянул меня за рукав:

— Есть, есть… И прими от меня подарок: мои синие очки. Сможешь прикинуться нищим и стать космическим человеком.

1978

Рассечённые губы

Молодость — это дерево. И дерево молодости, светлая моя, сбрасывает летние одежды, чтобы опять молодо зашуметь, ещё моложе, чем год назад.

Престарелый мужчина рассечёнными губами прошептал эти слова очень молодой женщине, только что сбросившей с себя летний туман.

Вернее, мужчина, мудрец и дурак с терновым чубом, припорошенным известковой пылью, прошептал их не женщине, а лишь её улыбающейся руке, припав рассечёнными губами к её милостивым пальцам, чтобы заново пережить вкус своей молодости.

И тогда престарелый мужчина не только рассечёнными губами и заиндевелым ртом, но и засохшими корнями тернового чуба огненно-ясно ощутил сладостный вкус шершавой малины и запах смолы, струящийся из леса, где малина прячется под переплетёнными древесными ветвями.

И тогда он испытал редкое переживание: что там, где заканчивается его душа, начинается новая, а там, где заканчивается новая, — в нём агонизирует смерть.

Мгновением или полутора мгновениями позже, когда молодая женщина освободила улыбающуюся руку от его губ, та самая смерть перестала в нём агонизировать.

И престарелый мужчина, глядя через увеличительное стекло слезы, погрузился в тайны одного её пальца, того, что длиннее остальных, и снова прошептал рассечёнными губами:

— Дерево молодости дальше, чем твоя прошлогодняя тень. Тебе не суждено пригубить его райского вина. Могу поклясться: твоё истинное лицо — это влажное личико вот этого пальца. Его личико испещрено зарубками; и полукруг солнышка над горизонтом его ногтя уже никогда не поднимется выше, не засияет, чтобы согреть мои кости.

Ты волна, которая поглотила человека.