Там, где папа ловил черепах

— А почему так рано?

— Нужно было зарабатывать, чтобы помогать старшему брату. Он учился в университете. В нашей семье все дети или учились, или работали. Нас было семеро у отца с матерью.

— И тебя, такую маленькую, слушались ученики?

— Еще как. Сельская школа была бедная. В одной комнате занимались одновременно четыре класса. Там были крошки и были дылды выше меня ростом и старше меня.

— И сколько ты там проработала?

— Три года.

— А потом?

— Потом поступила на высшие женские курсы и жила с братом Иваном, он учился на медицинском факультета. Крути ручку.

— Мама, какие молодцы были в вашей семье!

— Молодцы не молодцы, а дело делали. Ну-ка примерь.

— Уже?

Я примерила платье, оно сидело как влитое.

— Мамочка, какая прелесть!

Пришел с покупками папа и через минуту внес в комнату блюдо с пирожными «наполеон».

Я съела сразу три пирожных и, напевая, вышла во двор. Бабка Фрося и Ярошенчиха стали меня разглядывать и хвалить: расцвела. Я им рассказала про Уреки, какая там красота и какой воздух. Каждый расцвел бы, если бы пожил там, у моря.

А бабка Фрося похвалилась: Алешка поумнел в Гяндже. Скоро приедут. Извелась она, скучая по «паразитам».

— Бабушка Фрося, как я рада, что Алешка поумнел! Ведь я виновата в том, что он тогда совершил нехороший поступок.

— А ты-то при чем?

— Ну-у… мы играли вместе…

Не могла же я ей сказать, что угрызения совести с течением времени не покинули меня, мне и сейчас тяжело и стыдно вспоминать о воровстве колец.

Кто-то окликнул. Оглянулась. За низким трухлявым заборчиком тети Юлии стоял ее сын Сандро. Раньше он и внимания на меня не обращал, как и я на него. А тут сверкнул черными в длинных ресницах глазами:

— О, как ты выросла!

Я сразу вспомнила бабушку Мари, Нану, акацию перед нашим подъездом и громкие разговоры о любви, которые мы с Люсей подслушивали из передней. Тогда юный Сандро устраивал там свидания с девушками. Со мной он прежде никогда не здоровался, и вдруг…

Я растерялась:

— Здравствуйте, Александр… Ревазович.

— О, зачем же так официально? — сразу запротестовал он. — Мы же давние друзья! Называй меня просто Сандро! Я же не такой старый, ха, ха, ха!

Я молчала: это было так неожиданно.

— Ты стала очень, очччень интересной! — продолжал за забором Сандро. Мне он был виден только до пояса, в белоснежной сорочке и при галстуке. Он ни секунды не стоял на месте и весь сиял. Да если бы на ногах его были шпоры, я, без сомнения, услышала бы звон.

— Послушай, открой секрет такого перевоплощения!

— В Уреках, в Гурии, так красиво, что и вы бы…

— Да неужели? Ай-яй-яй! Как жаль, что мне надо бежать, как жаль! Дела, дела… Извини, пожалуйста! — он крепко прижал руки к сердцу. — Но обещаю, в следующий раз…

Кивнул, прищурился, сделал глазами какой-то невероятный пируэт, после чего раскланялся почтительно, взмахнул кистью руки так, словно в ней была шляпа с перьями, и… исчез.

Я застыла с открытым ртом. Потом пошла к тете Тамаре.

— Какой чудак наш сосед Сандро! Вы слышали его разговор со мной?

— Не слышала и очень сожалею, — пошутила она.

— А из окна, может быть, смотрела его жена.

— Она не обращает внимания.

— Какая умная, — сразу прониклась я уважением к незнакомой женщине. — Он хороший врач?

— Наверное, хороший. Только вот, — тетя Тамара опять усмехнулась, — этакий Дон Жуан нахаловский. Ты при дяде Эмиле, пожалуйста, не говори о нем.

И тетя Тамара рассказала, как месяц назад к нам в подъезд постучали, дядя Эмиль открыл дверь. «Вы уважаемый Сандро?» — «Нет, я не Сандро». — «Тогда извините. Здесь где-то живет доктор. У нас тяжелый больной, а уважаемый Сандро лечит всю нашу деревню и… Мы только его хотим, только его. Где он живет, скажите, если можно?»

Эти двое были в войлочных тюбетейках, в чохах и с мешками в руках. Они, конечно, и не подозревали, что обратились к доктору, только другому. Дядя объяснил им, как пройти к Сандро, и, взбешенный, вернулся в комнату.

— Эмилю, конечно, обидно: уже который раз люди обращаются к нему как в адресное бюро и, главное, расхваливают Сандро, уверяя, что второго такого доктора нет на свете.

В комнату своей девичьей походкой вошла тетя Адель. Села в качалку, рассмеялась. Я с момента приезда Левы в Тбилиси уже привыкла видеть ее всегда печальной и озабоченной и потому удивилась: глаза ее искрились, она словно помолодела.

— Ира, можешь меня поздравить, я работаю в яслях Тамары музыкальным работником. Но тише, не радуйся так бурно, я верю в сглаз. Уже тысячу раз я проверяла и поняла, что сглаз не суеверие. Есть какая-то связь, очевидно, какая-то зависимость… Не знаю, но это факт.

И знаешь, в ясли меня приняли без документов! Я же, когда бросила консерваторию, никаких документов оттуда не взяла. Да и что бы значил тот документ? Когда заведующая предложила мне место через Тамару, я много вечеров тщательно готовила ясельную программу там же, в яслях. О, почему я столько лет не верила в себя? По теперь я буду стараться, и заведующая во мне не разочаруется. Какие мы были глупые раньше, какие глупые! Мы совершенно не знали жизни! Как я жалею, боже мой, как жалею! Это было так неумно…