Там, где папа ловил черепах

— Довольно, Адель, — сказала из нашей комнаты мама. — Ведь через минуту раскаянье вылетит из головы и будешь продолжать в том же роде.

— Нет, почему же? — обиделась тетя Адель. — Жизнь научила меня…

— Ты слышала, как отреагировал Сандро на приезд Ирины? — деловито спросила тетя Тамара, пряча искорки смеха в ресницах.

— Уже? — тетя Адель привскочила. — Как, как это было? — И она еще ничего не услышав, залилась веселым заразительным смехом.

Я рассказала. И даже мама, не видя моих жестов и мимики, расхохоталась у своей машинки.

Поговорили и о других соседях. Дядя Платон, оказывается, приезжал из Гянджи тайно — делать нашей активистке Топе официальное предложение. А она отказала. Теперь она, быть может, и поверила бы в его постоянство, но… Как он исхудал в Азербайджане! Нет, нет, это ей не импонирует.

А как Бочия? О, там у них тысяча и одна ночь! Опять он приводил какую-то «прачку». Но на этот раз была рукопашная схватка — Дарья Петровна обратила в бегство соперницу, а Бочию пообещала замуровать. Замуровать? Да, да! Она теперь, уходя на службу, запирает его на ключ — вот до чего разгорелись страсти в нашем флигеле.

Мы хохотали долго. Так долго, что мама успела за это время приготовить обед. Как приятно быть дома. Я не знала, на кого глядеть, с кем говорить. Ходила и трогала вещи, все было родное, давно знакомое.

Вернулся от своего старого приятеля дядя Эмиль. Немного навеселе.

— Вы что-то часто стали прикладываться к рюмочке, — сказала, проходя мимо, мама.

— Разве? — добродушно усмехнулся он. — А знаете, мы вспоминали, как охотились недалеко от Кутаиси на волков.

Тетя Адель продолжала улыбаться:

— Я давно подозревала, что втайне ты считаешь себя заправским охотником.

— А что? Мы тогда и на кабанов ходили! — с жаром продолжал дядя. — А какие шашлыки жарили! Тц! — прицокнул он языком. — Пальчики оближешь.

Я сразу вспомнила про «наполеон». Пошла в нашу комнату. Полюбовалась пирожными. Съесть еще? Взяла самое маленькое. Подумала: «Они, наверное, уже возвращаются с демонстрации. И теперь уже не бьются за право нести знамена и горны. Праздничные атрибуты тащат обратно в школу не самые достойные. И то лишь потому, что пионервожатая велела. А может, зря я не пошла на демонстрацию? Да, но тогда у меня не было бы платья».

Прошли по улице со свернутыми знаменами ученики маминой школы, за ними девчонки, веселые, утомленные.

Когда за окнами раздался свист: «Моя любовь не струйка дыма», я не смогла выйти на улицу. Более того. Мне стало плохо. Мой добрый папа не мог простить себе: это же так неосмотрительно — выставлять все сладости на стол. Но он не предполагал, совершенно не предполагал, что я окажусь такой несдержанной. А дядя Эмиль уверял, что это отравление. Без сомнения, отравление. Вероятно, в пирожных был какой-то недоброкачественный продукт и…

Вернувшись в Уреки, я с нетерпением ожидала от Отара письма. Каждый день мы с Нюрой бегали на станцию встречать поезд: писем для меня не было. Я терялась в догадках: может быть, он не поверил, что я первого мая заболела, подумал, что я не захотела видеть его? Но Лева обещал сказать, будто я ногу подвернула. А может, Отари уже разлюбил меня? Спасаясь от тоски, я перечитывала старые письма и находила их прекрасными — папа помог мне понять Отари. Так что же Отар не пишет?

— Нюра, я не пойду сегодня встречать почту.

— А может, как раз сегодня будет письмо?

— Мне это уже безразлично.

Мы пошли на летнюю площадку. Там папа проводил политзанятия. На скамейках сидели рабочие и внимательно слушали. Закончил читать газетную статью. Заговорили сразу все:

— Ну что же, согласны!

— Заем — это правильно!

— Конечно, надо же сознательность иметь!

Один рабочий засомневался:

— При чем тут сознательность? Ради чего свое заработанное отдавать?

— Когда страна сумеет, она вернет, — сказал папа.

— Да-а, вернет… Жди.

— А ведь и правда, почему страна у нас просит, а, Герес Имилич?

— А как же иначе, товарищи? К кому же обращаться за помощью, как не к своим людям?

— Так наша страна богатая, — сказал конюх Ваня. — Говорят же, что богатая. Так зачем этот «Заем страны социализма»?

— А что такое наша страна? — спросил его папа. — Вот ответь, что такое?

— Ну государство, — почесал в затылке Ваня.