Там, где поют соловьи

Агата шла и шла вдоль набережной, не замечая холода, не видя прохожих. Еще вчера казавшееся очевидным будущее обернулось химерой. Последние полгода Лео был центром ее мира. Теряя надежду, она беспомощно барахталась, не находя опору. Как ей дальше жить? Как вести себя с Лео? Видеть его ежедневно теперь станет невыносимым, жить вместе невозможным. Надо уходить прямо сейчас, но куда? Она сама загнала себя в ловушку. Зачем согласилась поселиться с ним в одной квартире? Что она там делает? Что она вообще делает в этом городе? Ведь она приехала в Россию совсем с другой целью. Пора об этом вспомнить. И вообще, вспомнить о себе!

– Извозчик! – взмахнула Агата рукой перед проезжающей пролеткой. – На Николаевский вокзал, пожалуйста.

Поземка крутилась по перрону в желтом свете фонарей. Мимо сновали люди, гремели тележки носильщиков, и этот гул и грохот эхом возвращался от железного навеса. Посреди суеты незыблемо стоял городовой, по-хозяйски озирая происходящее.

Лео поежился, пряча руки в карманы. «Опять забыл где-то перчатки», – привычно обеспокоилась Агата, но промолчала. Они вообще теперь почти не разговаривали.

– Зря ты решила ехать сейчас, средь зимы, – откашлявшись, сказал Лео. – Дождалась бы тепла.

Агата пожала плечами.

– Могли бы как-то договориться, – продолжил ее спутник. – Ты вот что, телеграфируй, как доберешься до этого своего… Бирска. И вообще, пиши мне, пожалуйста. Хоть несколько слов, но почаще, чтобы я знал, что с тобой все в порядке… Когда ты планируешь вернуться? Ну что ты все плечами пожимаешь? Скажи хоть что-нибудь!

– Я не знаю. Не знаю, как сложится… и сложится ли вообще что-нибудь. Телеграфирую. Напишу. А вернусь или нет – не знаю.

Ударил станционный колокол, паровоз пыхнул дымом, кондуктор поторопил пассажиров.

– Пора. Прощай, – сказала Агата. Она не стала уклоняться от последнего поцелуя, обняла Лео в ответ и вошла в вагон.

Поезд дернулся, перрон медленно, постепенно ускоряясь, уходил назад. Лео шел, потом побежал рядом с вагоном, глядя на Агату. Перрон кончился, мимо проплыли семафор, будка, а Агата все смотрела на худую высокую фигуру на самом краю.

– Муж? Али жених? – спросил кондуктор, запирая дверь. – Надо же, как он вас любит! Счастливые вы, молодые.

– Любит, да, счастливые… – эхом отозвалась Агата и отвернулась, пряча глаза, прошла на свое место.

Глава 6. Степан

Июнь 1872 года, Бирск

На пристани Бирска было шумно и суетно. Только что причалил пароход из Уфы. Едва положили сходни, как по ним навстречу прибывшим пассажирам устремились грузчики. На берегу скопились подводы. Лавочники, приказчики торговых домов встречали купленный или заказанный накануне в Уфе товар. Сходни прогибались под ногами носильщиков, несущих с корабля увязанные в рогожу тюки, ящики с деликатным товаром, корзины со снедью, позвякивающие коробки с французскими винами. Едва освободившись от груза, мужики взваливали на плечи и несли в корабельный трюм мешки с пшеницей, гречкой, бочонки с медом и маслом, гремящие ящики со скобяным товаром, переложенными соломой горшками, доски, кирпичи, все то, что производили трудолюбивые биряне.

В этой суете никто не обратил внимания на отставного фельдфебеля, сошедшего на берег с другими пассажирами. А он, в отличие от других, никуда, казалось, не спешил. Отойдя чуть в сторонку, присел на чурбак, скрутил самокрутку, закурил. Он вглядывался в панораму города, реки, Забелья, в лица людей на пристани. Затем стянул стоптанные, запыленные сапоги, перемотал портянки, сорвав пучок травы, почистил голенища, обулся и встал.

Степан, а это был он – заматеревший, поседевший, закинул за спину вещмешок, пробрался сквозь толпу на пристани и остановился на перекрестье дорог. Пойти влево вдоль Набережной улицы к дому Тумановых, куда так тянуло его все прошедшие двадцать четыре года? Или пойти вправо по знакомой тропинке, карабкающейся по крутому берегу к родительскому дому? Поразмыслив, пошел вверх по Большой Сибирской к Свято-Троицкому собору, колокольня которого устремилась в ясное июньское небо. Степан глазел по сторонам, узнавая и не узнавая родной город. Когда покидал его, это был сплошь деревянный уездный городок, получивший такой статус только потому, что на десятки верст вокруг не было села крупнее. А теперь он видел мощеные мостовые, каменные и полукаменные дома, вывески, одна другой крикливее, заполненную торговыми рядами и людьми Троицкую площадь. Бирск превратился в процветающий купеческий город. Многое изменилось вокруг!

Степан зашел в храм и попал как раз на конец службы, причастился, получил благословение батюшки. Тревожные мысли, волнение перед встречей с родственниками улеглись. С легким сердцем и радостью в душе он продолжил путь. В городском саду людей в этот час почти не было, только няньки прогуливались с детьми, да бродили козы, ощипывая кусты. По булыжной мостовой Миллионной катились редкие коляски. Вдоль улицы выстроились толстостенные купеческие особняки, каждый словно крепость.