Там, где растет синий

– Когда-то я увидела качель, она скакала сама по себе по поляне, это была даже не качель, но что-то, что я называла качель. И я захотела быть этой качелью и скакать так же по поляне беспечно, потому что, несмотря на то что я счастлива тут, остаётся человеческий след, и этот след я хочу уничтожить, но он меня тянет за синий, снимает суть, как скальп. Всегда я вижу эту качель, когда мне плохо.

– Мне не понятен смысл твоей тоски, прости, Ши, – отвечал Сэвен очень честно.

И она тогда обижалась немного, пыталась до него донести что-то – к примеру, подходила и показывала ему свой затылок.

– Ты это видишь? У меня в голове что-то горит.

– Я не вижу ничего, там ничего нет.

– Очень много тепла там, слишком много.

– Тебе больно от этого?

– Я не знаю, что я.

Это бывало у неё долго, не проходило – такое сражение с собой, попытка выкинуться из себя, как из окна, и попытка спастись.

– А ещё вот эти, на чём я хожу… У меня соль в пятке, а я думала, что это сила.

У неё иногда слова перемешивались в голове, например «кусались кусты» или «шмоток верности», две мысли в одной. У неё была куча нелепых с первого впечатления фраз в голове, например, у неё спросишь:

– Что такое любовь?

– Стеклянные пузыри в вечном падении, – отвечает.

И его это пугало немного, потому что в такие моменты она переставала быть похожей на себя.

Благо, они происходили нечасто. Гораздо чаще она выдумывала что-то почти вероятное. Так, она рассказывала, что когда-то была человеком. Хотя Сэвен и не верил до конца, но не перебивал Ши, когда она говорила что-то вроде:

– В моём мире существа были светлые, но без мерцания, а мне хотелось праздника, знаешь, мне хотелось не знать никакой тщетности, хотелось вот так всё через себя пропускать, смеяться, жить… Я ощущала между собой и любым местом мира огромное расстояние, у меня ноги не стояли, а вместо этого они кувыркались в открытом пространстве, где ни правил, ничего, котики иногда попадались там, да и те были страшные, из античных книг. И тогда меня как будто перекинули. Тут немного тех, кого перекинули, в основном броны сразу рождаются здесь, но вот я – исключение. Я, ещё ты, Роман, Мон и пара глухонемых негров, что плетут беседки на всю деревню.

Может и так. Сэвен готов был любоваться любой её причудой, он даже возомнил неожиданно, что сможет испытать вечность с ней. Никогда он не желал чего-то более честно, чем сейчас. Но эти вот нестыковки его сбивали.

Как бы зацепившись за манеру поведения собственную, как бы притворившись монолитом и храбрецом, он хотел бы протиснуться в неё целиком, войти без остатка весь. Но она всё время его ломала, что ли, растрескивала, и он не мог до неё донести всю полноту своей мысли, эмоцию, свою красоту и этот плотный человеческий свет, который остальных сжигал, а её же хотел озарить просто и двигать вперёд по магическим дорогам жизни.

Иногда он интересовался причиной её половинчатости.

– От тебя кто-то отнимал?

– С чего ты взял?! Я совершенно целая.

Сэвен улыбнулся в сторону, умилившись тому, что она совсем не чувствовала себя половинчатой.

– А ты была влюблена когда-то?

– Немного и очень давно. Это был человек, он был высоко поставлен, но не видел даже оттуда, что на самом деле творится. Мне поручили снимать наросты с него, но я снимала, и потом как-то мы сцепились, очень случайно, это были токи, не чувства (иногда сложно различить, знаешь).

– А потом?

– Потом он исчез на моих глазах. Улыбнулся, ткнул себе пальцами в щёки и сдулся. Я даже не поняла, чего это с ним такое. Очень удивилась.

– Но я не сдуюсь.

Ему ничего так не было интересно сейчас, как видеть её и видеть через неё, но вот она не разрешала в себя проникать, какой-то барьер, а он насильно не мог – боялся её повредить тоже и поэтому готов был ломаться, рушиться немного, превращая себя в мозаику, что ли, фреску храмовую – сначала, потом в фигуры из цветного песка, потом его частицы стали настолько мелкими, что он смог вместиться в неё целиком, вползти в неё этим облачным состоянием. Но всё же они не составили одно из разного.

…Однажды она пришла к нему такая яркая, возбуждённая, подошла близко совсем и говорит:

– Я хочу показать тебе Там.

– Я пойду с тобой. Расскажи.

– Там, на высокой точке, где соединяются краски в звуки, там, на краеугольной кочке, плещется самостоятельная образность, которая не заметна так, с земли, но если присмотреться немного, проникнуть эмоциями в суть – тогда некоторые узнают её. Эта такая образность особенная, важная, потому что без неё ни одна сила бы не работала, сейчас существующая. Имя этой образности – Там. Закрой глаза, мы идём туда.

И они сели образно на качели из голубого металла и двигали этот застывший пейзаж собственными перемещениями.

ТАМ Претворение в суть

– Ты куда это смотришь? – говорит молниеносно Ида своему Георге, замечая, что он несколько отвлёкся от основного их понятия: целоваться, потираясь ресницами о ресницы, жамкать кожу и безостановочно млеть.