Там, где растет синий

…Теперь понятно стало, что с какого угла не смотри, а люди есть конусообразные города. Внутри у них лембра. Это то, во что они складывают свою жизнь, в основе – точки статуса, а по ним наполнитель течёт и проистекает. Каждый человек – есть его же предок, человек не способен сам освободиться от судьбы, хотя судьба и лембра из одного корня растут, но люди на это обычно внимания не обращают, и многие связи им не видны.

Например, человек не приучен ждать катастрофы. Человек думает, что в любой момент сможет спрятаться, может встать за дерево, и тогда его не прибьёт ничем, и сможет он там простоять, сколько надо, и не назовёт это чудом, а скажет только: «Вот оно, древо жизни» – и будет уважать его как старшего. И что бы ни было: вода ли, солнце, град горизонтальный, полюсов сдвижение, – только за деревом этим и получится спрятаться, так люди задумали… Люди задумали и успокоились, никто не начнёт искать эти деревья заранее… Никто не будет искать до того, как упадёт первая градинка.

Деревья ещё не ищут, а связи уже полетели. Связи летели, и руки продолжали падать. Руки падали и падали, как будто плечи их держать не хотели уже или эпидемия тоски, но любой из людей (назовём его Маленький Глоп) так не думал, он ходил сперва со специальными палками и всем эти руки опущенные палками поднимал. Он так начинал бойко, даже целую организацию создал, но потом ему осточертело, и он палки выбросил и сам руки опустил – сначала попробовал, как оно так, а потом и приспособился. Руки опущенные намного легче иметь, чем какие-то ещё, и не нужны действия лишние, они не выходят просто: здороваться, обнимать, прибивать к гвоздю картину – вешать – очень сложно с опущенными руками.

Конечно, давно открылись павильоны специальные, где можно было пиво пить трубочками, там везде торчали трубки из колб, и можно было любой напиток потянуть оттуда и потом глотать-глотать. Это очень нравилось людям – тянуть, и постепенно рты у них стали такие маленькие-скомканные, а говорили они – как на дуде играли – очень узкие звуки. Маленький Глоп сначала со стаканами ходил – стеклянными кругами выпуклыми открывал людям рты, а некоторых даже стыдил за узкоротость, но потом ему осточертело, и он тоже стал трубочками тянуть, сначала пиво только тянул, а потом и пюре яблочное, и лукат, и куки.

Капитальная перемена произошла с Глопом, когда он осязательно нашёл на голове волосы. То есть они и раньше были, но он их как-то не замечал, что ли, упускал из виду, а теперь вот нашёл и так этому обрадовался, что стал ходить по улицам и рассказывать людям, что у них есть волосы. И люди так искренне удивлялись, а потом очувствичивали кожу головы и восклицали, что там растёт что-то. Глоп было подумал, что выискал, наконец, своё призвание, что теперь до конца жизни будет вот так к людям подходить и про волосы им, но тут такая оказия случилась. Как-то он рассказывал одному, что у него на голове, и в тот самый момент, тогда прямо, ему это осточертело, и он уже не мог больше про волосы говорить – как оборвалось.

Но обрывать начали чуть позже, стали обрывать на полу фразе, и всё так это смешно показалось, и люди так полюбили обрывать, что Глоп тоже не удержался и пообрывал: фразы новые получались ироническими очень, а это же так весело – иронические фразы создавать, это очень развлекает хорошо, особенно когда руки опущены и нельзя обрывать что-то ещё по примеру предков ( ромашки, заусеницы, звонки).

И Глоп словарь даже хотел составить – словарь правильных обрываний, но потом снова что-то у него такое приключилось с привычкой – сработала, и он понял, что сейчас вот-вот осточертеет, поэтому перестал обрывать и подумал, что больше никогда ни во что такое не встрянет. Так он подумал бы, но тут откуда-то партию новых дел привезли, и Глоп в них как-то машинально так встрял, и это его заинтересовало очень – встряние, к тому же все остальные были тоже встряты в дела, и это было очень весело, когда все что-то одно делали.

Так появлялась история, в которую все входили; конечно, они и представить себе не могли, что куда-то входят, но всё же входили, вот так прямо и входили: с опущенными руками, с ртами скомканными, оборванные на полу фразе, встрявшие во всё. И Глоп тоже входил, хотя он чаще всё сидел или спал, но даже тогда входил, и если бы он узнал, что входит, то, конечно бы, загордился этим, потому что как же это здорово – входить. И это единственное, что никогда не может осточертеть, – вхождение, особенно если не знаешь, что входишь.