Там, где растет синий

Михан улыбнулся и говорит:

– Это мы пришли на центральную площадь и крутили долго палкой металлической над посудиной, ну типа как звук вылавливали, а потом его жах – и закрыли, теперь там пелсо свежей сборки с южного берега прямиком сюда…

– Молодец, Михан, это ты хорошо придумал! Чтобы пелсо да в чашку – вот идея! Дай-ка ещё раз послушать.

– Ну так это… Не вопрос, конечно. Только осторожно.

– Понятное дело.

Каплан взял чашку, крышку открыл и мигом к своему уху прислонил, так чтобы ничего не вылетело лишнего. Сначала нахмурился, потом заулыбался, сменил семнадцать выражений лица и только после этого чашку закрыл.

– Ну и варваризмы, отличное пелсо! Я как-то с первого раза не распознал, но теперь говорю: это высшего качества продукт.

– Тут не поспоришь.

– Но только плохо, что никаких намёков на то, что это такое. Михан, ты бы хоть немного окружающей среды прихватил, а то как же мы его распознаем?!

– Там не до среды было, всё быстро произошло. Да и зачем его распознавать, оно и так немало хорошо.

– И правда! Как же приятно будет иногда хорошее пелсо послушать!

Михан взял чашку, и приятели пошли хвалиться перед другими…

…Сэвен глубоко вздохнул и почувствовал под собой пол, он как-то так сходу в маар вошёл, даже присесть не успел, так и смотрел стоя.

– Всё пропало, – прошептал он.

Опёрся о стену и говорил самому себе, проговаривал каждую мысль, чтобы и в нём фразы не сломались случайно:

– Слова потеряли свой смысл, люди не понимают друг друга, связи разрушены… Всё вокруг есть колебания, которые стремятся к резонансу, и если резонанс есть, то предмет обретает смысл. Теперь взаимодействие нарушено, и слова не резонируют с их смыслом.

Он прислонился затылком к стене. Ворочались громоздко мысли в голове, тяжёлый маховик перемен сдвинулся и зазвучал отборной дробью. Сэвен вошёл в этот ритм и стал наблюдать за картинками, которые ползали по комнате, как насекомые тени. Сначала они были такие силуэтные, с проблесками основных частей тела, потом только эта галлюцинация перешла в обычный маар. Он увидел мужчину, который сидел на камне, управляющем надеждами, и мастерил флюид, мужчина вынимал из себя особенности, впечатления, приправлял всё надеждами, кораблестроением, маканетой, ракурсом, запахом волос, накрывал плотно отборным libido dominandi, лакировал ласковой музыкой, укладывал получившееся в кулачок, разминал активно и выпускал по направлению света в ту сторону, где женщина в это время прохаживалась по полям влажным, готовясь к решительной встрече…

– Вот что настоящее – человек встречает особое состояние себя («вторая половина»). Это состояние также его родители и его дети. В этом и есть насущность – возможность соединить первичные компоненты этого мира.

Любовь есть ответ на все вопросы. Это стихопение, дуа, салят, перебор коралловых шариков, мантры, ранголи-рисунки, интерпретация звука и все способы танца. Это то, что люди делают сообща изо дня в день, думают об этом изо дня в день, это самая естественная молитва – любовь.

Люди не по чьему-то приказу, а сами по себе усиливают количество любви в своей жизни: рожают детей, заводят собак и устраивают праздники (любовь к жизни). Вот оно единое действие, совершаемое многими одновременно, вот она сила, умножающая возможности вселенной, вот он творец Баба.

И тут же мы видим: пропасти в городах и в жизнях, деревья в опухолях, дыхание у людей прерывистое – и каждый запутался, перестал понимать, где ему случайность подсовывают, а где выводы, где он живёт зачем-то, а где обычная закупорка мыслей, тупик, из которого не выберешься ногами, но только придумав новые связи, потому что старые уже не починить.

…Это был болезненный и тяжёлый маар. Сэвен отошёл от стены осторожно, чтобы не повредить рассудочность. Мысли желейными потоками двигались внутри. Он упёрся руками в затылок, надеясь выстроить из себя какой-то знак, но сорвался и долго бежал туда, где смог бы застыть; когда стратег нашёл это место, он остановился и теперь находится тут, голыми пятками соприкасается с землёй, чувствует ступнями её температуру и её плотность. Он задумал цветок из пустоты создать, а потому жил сейчас целенаправленно, спускал из себя желание через нервы в землю, помогая бутону вызреть.

Подсолнух – это и еда, и комплимент; идеальный подарок. Только ему не до подарков уже, ему бы вывод теперь вырастить.

Рядом озеро, он, как всегда, к воде пришёл. Озеро игриво маневрирует красотой, не давая возможности наблюдающему осмыслить весь этот мир целиком, прислонить мокрые ладони к лицу и читать божественными глазами по форме кристаллов. Вода больше, чем вода, больше, чем соки в живом, в ней память, музыка, желания, она комок из мыслей.

– Хочешь распутать?!

– Хочу.

Что-то плеснулось невдалеке – зеркальный полукруг. Рыбы – это сгустки информации. На дне монстры в чёрной броне, на дне нефтяные черви – злые все; туда добро не доходит (глубоко ему), нет света и нет добра.