Там, где растет синий

Сэвен стоит тут, по колено в озере, и чувствует боль оттуда, чувствует, как ему (озеру) чиститься тяжело, как ему тяжело мысли по волнам формировать – выстраивать приоритеты.

Сломалось везде, и дальше полезли из ноосферы эти размалёванные города, пустота, сезоны напасти, потерянные мечты, крыша, с которой у людей ноги летали, пытались в птицу, но какая-то слизь (не слизистая, но, может, контекст) удерживала небо, оставалась плёнкой на воде – и оттуда уже не радости шли, не мифы, а только хаос там рос. Всё удручалось, пылало фантастическими событиями: повыявилась моль-маньяк или кислотная почва, разъедающая пятки, ядовитые котики или косность повальная в прямом смысле.

Где-то лежала плёнка на воде, останавливала движение информации, а где-то стратег, получеловек-полугений, стоял стальными ногами на своём, вторгал себя в эту структуру поломанную, пытался там обосноваться, пробраться в основную мысль, но она и так была ему понятна уже, стоило только повторить, закрепить в себе чётким объяснением: Там истончилась предельно, и связи нарушились, вода забрала этот крах, попробовала в добро конвертировать, но слишком большая проблема, она чуть не остановилась – вода, но всё же не погибла совсем, а борется теперь, сдерживает дурную материализацию: ураганы, смерчи, психические заболевания, хотя сама на грани помешательства – раненый герой. И даже в таком виде она – модель мира: бесконечные вибрации, сталкивающиеся друг с другом.

Там распалась, всё остановилось, и это было хуже прочего – вынужденная остановка. Информация замерла, вращалась только по узким кружкам сначала, а потом совсем остановилась, и никто не умел возвратить человеку прежнее восприятие мира. Люди путали цель и кармиды, люди испытывали друг друга, вместо того чтобы испытывать радость. Они оказались зашиты в тупой беспомощной свободе, как запасные пуговицы за подкладкой пиджака. Но это ещё ничего было по сравнению с тем, что происходило в Паредем с бронами.

ДИАГОНАЛЬНЫЕ БРОНЫ Шатание

Мартин стоял около озера, непоседливой воды, и старательно замахивался сачком, но была в его действии какая-то неопределённость, отсутствие веры.

– Доброй мадругады! Тут чего это? – спросил проплывавший мимо брон.

– Генерация чуда.

– Но тут Паредем, здесь идеи сачками ловятся – какие чудеса?!

– Я больше не верю.

Случайный брон моментально повернул лодку по своей оси и хотел было двинуться подальше отсюда (он понимал, чем могут закончиться такие разговоры: хандрой в лучшем случае (она считалась тут болезнью), в худшем – потерей веры), но тут что-то его остановило – броновость, скорее всего, он зафиксировал суденышко на воде и говорил:

– Броны – инкубаторы энергии, они её добывают, выращивают в себе и отдают на благо. В этом наша функция, поэтому мы садимся каждую мадругаду в узконосые лодочки, пропитанные соком haoma, поэтому мы держим наготове наши сачки, чтобы ловить ими новые идеи не приручённые. Ты не можешь не верить в то, что ты.

– Но я вижу теперь, что мир полностью познаваем. Нет ни совпадений, ни удач, ни любви, есть только вот эта лодка, на которой я сижу, есть остров-клочок небольшой в середине воды, есть руки у меня и глаза, есть то, что я могу потрогать, а всё остальное – пустая болтовня, а всё остальное для людишек «небесный корм».

– Всё наоборот, Мартин, – сказал случайный брон.

И только он начал вводить объяснительный жест к новому сообщению, как его что-то мотнуло в сторону, и он чуть было за борт не упал.

– Как? Кто тут? – растерялся случайный брон.

– Мендели – уплотнения воды, воспаления, поедающие смысл, – меланхолично проговорил Мартин.

Случайный брон отложил свой сачок и посмотрел внимательно на воду.

– Но ведь вода не может принимать какую-то одну сторону…

– А теперь она приняла.

– Опять подходит!

Новый удар свёл обе лодки и чуть не раскрошил им бока. Сидящие в лодках броны уцепились кто за что успел, но Мартин всё же свалился в воду.

– Злокачественная, – проговорил он, равнодушно выплёвывая изо рта агрессивную жидкость.

Второй брон на сей раз в диалог вступать не стал, а просто погнал своё судно поскорее прочь отсюда по направлению к берегу (там было больше шансов в поисках предсказуемости стихий). Он спешил к суше, чтобы возродить в своей голове полосатые маковки, карус, империю вечности. Он надеялся споткнуться благоверно о забетонированные в природе основы жизни, красоты…

Раньше было такое, но теперь он не нашёл ничего – в этом ничего не нашёл или этого вообще не нашёл, сложно было разобраться. Вместо эвкалиптовых благоуханий и цветения бискусов тут была катастрофа везде: кусты душили птиц, ветер таскал, как за волосы, деревья за макушки, подводные соки выбросили из земли первых хищников – паразитические растения, вытягивающие энергию из живого, вместо того чтобы ему отдавать.