Люди зачастую неверно интерпретировали мою стеснительность, принимая ее за нечто нарочитое, за надменность и снобизм. Некоторые нервничали и боялись встречаться со мной, понятия не имея о том, что я сама нервничаю и боюсь. Возможно, они воспринимали меня как лощеную сенаторскую жену, чья жизнь фактически безупречна: молодая, с прекрасными детьми, рядом такой завидный мужчина. Нет сомнений, что со стороны мы выглядели как идиллическая рождественская картинка, но на самом деле я редко чувствовала себя столь уверенно, как пыталась показать. Я тоже рыскала по журналам в поисках диет и советов по макияжу. Я тоже сомневалась, достаточно ли я красива, успешна и достаточно ли я хорошая мать. Временами я чувствовала себя ущербной, как это бывает у многих женщин.
После нескольких месяцев посещения мероприятий в качестве жены сенатора Байдена стало очевидно, что мои социальные ограничения становятся проблемой. Я решила понять, как мне раскрепоститься на людях. Я начала постепенно преодолевать себя, вступая в беседы. Это было проще делать в сельской местности, в разговоре с пожилыми женщинами, бабушками, которые часто приходили на встречи с Джо, и сложнее – в толпе профессионалов и политиков в Уилмингтоне. Мало-помалу я заставила себя преодолеть дискомфорт. Я пыталась быть заинтересованной, а не встревоженной. И оказалось, что со временем эта роль становится для меня более комфортной.
Как только я почувствовала, что немного наловчилась быть женой политика, Джо поднял ставку. Его пригласили произнести речь на ужине в Бель-Эверетт, большом благотворительном мероприятии округа Кент, и, когда выяснилось, что выступление не вписывается в его график, он спросил, не могу ли я выступить вместо него.
Как только я почувствовала, что немного наловчилась быть женой политика, Джо поднял ставку.
Я не хотела произносить никаких речей, никогда, нигде. Одна мысль об этом заставляла меня так нервничать, что мне становилось плохо. Ожидалось, что публика на этом ужине будет дружелюбной и приветливой, однако я не могла вынести даже мысли о том, что мне придется подняться на сцену и говорить, стоя перед сотнями людей. Да, я каждый день стояла перед аудиторией, – к тому моменту я вернулась на работу, – но это было в классе, и там я контролировала ситуацию. Мои ученики уважали меня, а я точно знала, о чем говорю. На политическом ужине атмосфера была совершенно иной.
И что еще хуже, люди там не хотели видеть меня – они рассчитывали увидеть Джо, которого весь Делавэр знал как превосходного оратора. По пути в округ Кент я продолжала читать и перечитывать свою речь, которую написал для меня один из сотрудников Джо. Не знаю, в волнении ли было дело или чтение в машине так на меня подействовало, но когда мы с Вэл прибыли на место, меня тошнило.
Вэл, мой всегдашний политический наставник, произнесла напутственную речь прямо на парковке, и я бы отдала что угодно, чтобы впитать ее позитивный настрой и уверенность.
Фактически это и была моя последняя большая речь, которую я произнесла. Их больше не было до 1987 года, когда стартовала первая президентская кампания Джо и я согласилась снова выйти на сцену. Джо выступал в сенате, эти выступления были важным событием его политической карьеры, – слушания по утверждению кандидатуры Роберта Борка в Верховный суд были в самом разгаре. Он не мог совершать поездки по стране в том количестве, какое требовалось в рамках его президентской кампании. Поэтому в поездку по штатам – от Айовы до Нью-Гэмпшира он послал меня.
Я уверена, что в хороших отношениях должен присутствовать баланс между знанием того, кто ты есть, без отказа от тех важнейших вещей, которые и делают тебя
Хороший брак подталкивает нас не к тому, чтобы стать другим человеком, а к тому, чтобы стать лучшей версией себя.