Там, где тебя ждут

– Но как же хорошо, как прекрасно быть у кого-то любимым дядей. – Лукас хлопнул его по плечу. – Тебе есть чем гордиться.

– Гордиться, – фыркнув, сказал Дэниел, поднявшись с дивана, – мне сейчас совершенно нечем. – Обойдя столик, он вышел из комнаты. – Могу я угостить тебя чем-то? Хочешь выпить?

– Выпить? – неуверенно произнес Лукас. – Ты имеешь в виду…

– Я имею в виду питье, – отозвался Дэниел из кухни. – Напиток. Горячий и безалкогольный по природе. Жидкость в кружке, проходящая по классу родительских рекомендаций.

– Тогда да. Пожалуйста. Отличная идея, – улыбнувшись, ответил Лукас.

Встав с дивана, он подошел к окну. Нервно вздохнув, он сделал еще пару глубоких вздохов, стараясь успокоиться. Как странно все получилось. Почему все так быстро закончилось? Неужели ему действительно удалось дать отпор Дэниелу? Какая странная мысль.

Он поднял плечи и резко опустил их. Теперь, видимо, удастся поговорить. Вот и славно. Ситуация явно улучшилась. Им вроде бы удалось сломать стену непонимания. Грязный забетонированный двор перед садом за окном квартиры Дэниела выглядел уже менее уныло. Лукасу показалось, вернее – он точно разглядел под одним деревом зеленые стрелки крокусов, пробившиеся через эту словно присыпанную пеплом почву. На ветку дерева опустилась птица – Лукас даже успел заметить в полете розовато-коричневое оперение, вероятно, какой-то зяблик – и тут же улетела. Он испытал прилив облегчения, чувство, как рассеивается адреналин. Он сможет сообщить Клодетт, что Дэниел если и не вполне оправился, то проявляет явные признаки выздоровления. Он уже не похож на живые мощи, каким был несколько месяцев назад; и вид уже менее болезненный. В квартире сносный беспорядок; по его мнению, в таком беспорядке вполне мог обитать человек, успешно продвигающийся к нормальной жизни. Клодетт постоянно переживала из-за Дэниела, просто изводила себя, думая о его проблемах, несмотря на то, какой сложной сделал он…

Внезапно взгляд Лукаса зацепился за какую-то рамку на стене. Над письменным столом висела фотография Мариты. Он склонил голову, чтобы получше рассмотреть ее, ему показалось, что он не видел такого снимка прежде. Марита стояла перед камерой в джинсовой курточке и так широко улыбалась, что были явно заметны стягивающие зубки скобы. Лукас задумчиво нахмурился. Насколько он знал, Марита никогда не носила брекеты: Клодетт ненавидит их, называет ортодонтической жестокостью по отношению к детям. Но внезапно его осенило. Это же не Марита. Естественно, не Марита. Это Феба. Как же он мог быть таким дураком? Лукас внимательно присмотрелся к Фебе, к этой погибшей дочери, заглянул прямо ей в глаза, прищуренные, словно она смотрела на солнце, и ему внезапно захотелось постичь ту далекую заокеанскую жизнь, явленную за целлулоидной пленкой, приобщиться к жизни той беззаботной веселой девочки, обхватить ее загорелое запястье и держать, не отпуская.

Взгляд нехотя скользнул дальше по стене над письменным столом Дэниела. Очередной снимок Фебы, уже постарше, ее рука обнимает Дэниела, и рядом с ними стоит Найл. Далее пара фотографий Кэлвина и Мариты, одна с Ари в саду Донегола. Несколько снимков Клодетт, болезненно поморщившись, заметил Лукас, одна недавняя, на другой она беременна, возможно, Маритой, а на третьей – видимо, старый известный снимок – она стоит на побережье возле бивачного костра, в неглиже и какой-то причудливой шляпе с ниспадающими на грудь локонами. Лукас отвел взгляд от сестры и заметил прикнопленную к стене карту. Похоже, это шотландские границы, какие-то места помечены красными чернильными крестиками, точно детская схема для поиска сокровищ. Потускневшая старая фотография женщины с заостренными чертами лица, в черном плаще, словно нарядившейся на Хэллоуин, она стоит под какой-то зубчатой аркой, глядя в камеру напряженным, оценивающим взглядом.

– Ну что, все успел рассмотреть?

Лукас резко развернулся. Дэниел стоял в дверном проеме с двумя кружками в руках.