Там, где тебя ждут

Отдыхая после страстного слияния, мы стояли, зарывшись в волосы друг друга, переводя дух. Я раздумывал, что лучше сказать, как нарушить молчание, что вообще говорится в такой ситуации, когда вдруг висевший где-то под потолком автоматический освежитель воздуха испустил ароматическую струю, заставив Николь чихнуть. Она всегда выдавала легкую аллергическую реакцию на чистящие средства. Она еще разок чихнула. И тогда мы молча привели в соответствующий порядок одежду. Напоследок я поправил прядь ее волос, нарушившую идеальную линию пробора.

Она взяла сумку, пригладила жакет и взглянула на меня с намеком на улыбку. Видимо, она собиралась что-то сказать, и я внутренне напрягся, не уверенный в последствиях.

– Итак, – сказала она, – где же мы собираемся ужинать?

Из дремотной мечтательности меня вывел шум, подобный бурному потоку, несущемуся по каменистому руслу: легкий шорох осознанного оживления.

Из школы изливался поток учеников. Едва просочившись в дверной проем, они расходились, перемешивались и соединялись в компании по три или четыре человека. Они окликали друг друга на своем специфическом жаргоне: нормативном юго-восточном акценте «ближних графств»[81], обогащенном американским юношеским сленгом. Взлохмаченные, приглаженные, взметающиеся шевелюры. Брюки стянуты ремнями, но низко спущены; по земле болтались шнурки кроссовок. Девушки шествовали под ручку с избранными ровесницами; юноши отпускали грубые шуточки тем, кого признавали своим кланом. Большинство, если не все, сутулились, приняв позы, которые я назвал бы «горбатым экранным поклонением»: склоненные головы, опущенные глаза, руки заняты ощупыванием, поглаживанием и прочими манипуляциями с мобильными телефонами.

Я воспринимал их в целом как большой возбужденный организм. Мой взгляд выискивал парней, похожих на Ари, на Найла: паренек одного роста с Ари, но начисто лишен его стройной пружинистой гибкости. У другого такая же, как у Найла, куртка, но лицо слишком смуглое и широкоскулое. Я выискал девочку, похожую по колориту на Фебу и Мариту, но не обнаружил ни одного ребенка, способного сравниться с медным, огненным оттенком шевелюр моих дочерей.

Но вот эти стеклянные двери выпустили мужчину. Без бороды, без кардигана, с едва заметными остатками волос. Но он привлек мое внимание особым разворотом плеч и тем, как он нес портфель.

Первая мысль: «Нет, это не может быть он, это просто какой-то странный тип среднего возраста в рубашке с галстуком и типичной мужской плешивостью». Вторая: «Да, это он, должно быть, он». И третья – неловкое осознание того, что когда он увидит меня, то, несомненно, им овладеет тот же самый мыслительный процесс.

Тодд Денхам, этот новый Тодд Денхам в буроватых слаксах, высоковато затянутых ремнем, и застегнутой на все пуговицы клетчатой рубашке спускался по ступеням школьного крыльца. Он продвигался своим курсом мимо школьных компаний, опустив голову и ни с кем не встречаясь взглядом. Его рука дернула челку, потом пригладила ее, и я вспомнил этот его жест, он делал его непременно на ходу, когда задумывался о чем-то.

Я полагал, что он направится к одной из машин, достанет ключи, бросит портфель на пассажирское сиденье, и в этот момент – как я планировал – я подойду и скажу… что скажу? Помнишь меня? Помнишь шотландский лес? Я постоянно думал о том, чем ее смерть могла обернуться для Тодда. Он остался там с ней один. Один он задержался. Один он понес наказание, втирал всем очки, выгораживая меня. Не представляю, что могло случиться с ним, поскольку улетел домой. Полиция, больница, допросы, подозрения? Каково это вообще остаться в лесу наедине с умершей девушкой?

Достойно порицания, понимал я, появиться перед ним так неожиданно, сделать это прямо здесь, перед его учениками, но разве у меня был выбор?

Я уже собирался покинуть свое укрытие, когда увидел, что Тодд прошел мимо автопарковки. Прибавив шаг, он направился к выходу со школьного участка на своих двоих.

Дав ему немного удалиться, я последовал за ним. Он шел быстро – это я тоже помнил, – опустив голову, словно искал что-то упавшее или потерянное. Мы прошли мимо зданий в балочном псевдотюдоровском стиле, на котором с недавнего времени все просто помешались в этой части Англии, и свернули на типичную торговую улицу, какие можно обнаружить повсюду в западном мире, где можно найти все что угодно. Химчистки, пекарни, супермаркеты, зоомагазины, кафе с соблазнительными и приевшимися лепешками, выставленными на салфетках в витринах.

Тодд остановился возле газетного киоска, глянув, вероятно, на сегодняшние выпуски, но двинулся дальше, ничего не купив. У двери продовольственного магазина он тоже, казалось, нерешительно помедлил, портфель в его руке вяло покачивался, но опять передумал.

Я уже хотел ускорить шаг, чтобы догнать его и хлопнуть по плечу, хватит уже изображать из себя частного детектива, когда он внезапно исчез. Именно так. Исчез с улицы.