Там, где живут боги

С первого дня, как страшный диагноз был озвучен в доме Венетисов, Никос исправно приезжал в деревню под названием Агия Параскеви, чтобы набрать воды из святого источника. Он не понимал, он отказывался понимать, почему его отец не излечился. Что пошло не так? Крупные слёзы катились по небритым щекам и разделялись на ручейки, пытаясь пробиться сквозь длинную щетину. «Бог безжалостен, — думал Никос, — у Него Свои Собственные законы и заповеди, исполнение которых совсем не трогает Его. Добродетель Божья висит неподвижно в воздухе и не спускается на землю, не простирает Свои ладони, не хочет спасти Своего преданного раба. Почему? Почему?!» Разве он, Никос, не исполнял Его волю? Или эта воля состояла лишь в том, чтобы христианин подвергался страданию и унижению? Никос обращался в пустоту и не решался заставить свой разум продвинуться дальше. Губы зашевелились в беззвучной молитве. Но мысли то и дело перебивали ее: «Всё в воле Божией — так учило Святое Писание. Не через чудо приходит вера к человеку, но через веру — чудо». Никос верил всем сердцем, каждой своей клеткой с самого раннего детства, с момента, когда к нему впервые пришла осознанность. Где это чудо? В памяти всплыли слова отца Серафима: «Один раскаявшийся грешник дороже ста праведников». Следом вспоминалось заученное наизусть Евангелие от Луки: «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии»32.

— Эврика! — воскликнул Никос, как Архимед, обезумевший от радости своего открытия и голым побежавший по улицам города Сиракузы. — Эврика! Я должен согрешить и покаяться! И тогда меня услышит и возлюбит Господь!

Эта мысль, как просвет в туннеле, как внезапное прозрение, накрыла рассудок Никоса. Сердце бешено забилось в груди, в панике ища в душе уязвимые бреши. Словно только этого и ждало тело, в котором вмиг радостно заскакали гормоны, подняв гигантскую волну сладострастия, и заплясали в дьявольском предвкушении. Глаза Никоса стали лихорадочно озираться вокруг, вглядываясь в чащу леса в поисках той самой желанной соломинки спасения. «Афродита!!!» — разорвал тишину мужской отчаянно умоляющий крик. Птицы сорвались с веток и взметнулись в небо. Деревья закачались под порывом тёплого ветра. Инстинкт самца, жадно расширяя ноздри, наконец-таки учуял желанный запах. О, если бы с Богом можно было так же — мгновенно, без особых усилий — получать вопрошаемое!

И перед Никосом предстала она. Чарующая, цветущая, лучезарная, неземная, только ему принадлежащая… Афродита! Её изумрудный взгляд манил искушением. Она светилась, да, именно светилась солнечным светом и абсолютным счастьем, предлагая это самое счастье ему, Никосу! Орошая воздух всеми запахами весны, благоухая жасмином, розами и мёдом, она стояла перед ним на расстоянии дыхания.

— Наконец-то! — сказала она. — Я дождалась тебя! Дай мне скорей руку, любимый, и следуй за мной. Я укажу тебе дорогу к твоему спасению.

И он пошёл за ней. Нет, он оторвался от земли и полетел! Тонкие, нежные пальцы горели в его руке, посылая сквозь кожу электрические разряды.

Оказавшись на цветущей поляне, они остановились, взгляды встретились. Голова Никоса закружилась от блеска божественных глаз, обольстительных и ласковых, как у ангела. Вокруг шеи и талии Никоса, словно лианы, обвились женские руки. Впервые его организм не отвергал их. Два дыхания слились воедино. Мягкие губы пахли карамелью, а прикосновения были нежнее пуха. Дрожь охватила девственное тело, которое то напрягалось, как скала, то таяло, словно льдинка под палящим солнцем. Никогда в своей жизни Никос не ощущал ничего подобного, и никогда не был более счастливым! Наконец-то душа с плотью слились воедино и обрели согласие друг с другом. Он почувствовал себя полноценным мужчиной, который заполнил собой весь промежуток между землёй и небом, не оставляя в пространстве пустот и брешей. Афродита зазывала в себя, а Никос был счастлив утонуть в её глубинах. Он упивался божественным телом, исчезал в его волнах и выныривал лишь для того, чтобы вдохнуть кислород и снова погрузиться в сладкую негу. Он покрывал поцелуями гладкие прохладные бёдра, тонкие лодыжки, прикусывал пальчики ног и снова возвращался к стонущим губам. Ласки Афродиты были нежнее пёрышка, которое скользило по его коже, играло на нервных струнах, создавая волшебную мелодию. Кровь Никоса толчками то поднималась к голове, воспламеняя мозг, то отливала вниз, покрывая лицо холодным потом.

— Чувствуешь ли ты единение с Вселенной, любимый? Ощущаешь ли себя бессмертным?

— Да! Да! Да! Господь Всевышний! Что со мной?!

— Это Эрос. Перед ним все равны — и Боги, и смертные. Он есть всему начало. Впусти и прими его!