Там, вдали, за…

Мое пробуждение было неожиданным, как крик или выстрел. Чувство опасности вырвало меня из дремоты, и я открыл глаза. Прямо перед собой я увидел лицо клинического идиота — бывшего бухгалтера, свихнувшегося среди цифири.

— Абракадабра, — сказал мне клинический бухгалтер, и рассмеялся, и слюна закипела в уголках его нечистого рта.

Я вскочил со стула, ухватил идиота за рукав и толкнул обратно в палату.

— Пошел на место! — сказал я бухгалтеру так, как говорят собаке. Да он ведь мог мне и нос откусить!.. Бухгалтер повернулся и пошел в душный морок аминазина, то и дело останавливаясь и пританцовывая перед каждой кроватью. А я снова присел на стул и не смыкал глаз до самого утра…

А потом я проснулся. За окном стремительно рассветало. Нужно было вставать, отходить от кошмаров ночи и снова браться за текст. Я закурил и вспомнил слово «абракадабра». Это меня слегка развеселило: да с тобой, господин Митрохин, и в самом деле можно с ума сойти!

Вот интересно, Боря Кадман тоже ночами не спит, когда чужие куски в свое единое целое сшивает? И здесь у меня в голове мелькнула какая-то глупость. Я поднялся с дивана и разбудил задремавший компьютер. Он недовольно заворчал на меня, но включился. Высветилась на экране последняя фраза: «Летчик глянул Ахмату в глаза и увидел в них горы…» Да бог с ними, с этими горами. Что я, кавказских гор не видал?

— Боря Кадман, — набрал я на экране знакомое имя. Подумал — и уточнил: — Борис Абрамович Кадман. — Потом скопировал ФИО и выстроил из него (без пробелов) целое предложение. Получилось: «БорисАбрамовичКадманБорисАбрамовичКадманБорисАбрамовичКадманБорисАбрамовичКадманБорисАбрамовичКадман…» и т. д.

С минуту я сидел, пытаясь понять, зачем мне это нужно. Голова была тяжелой от чая и сигарет. Но я догадался, что надо сделать: я выделил ключевые буквы. Теперь на экране высветилось то, что здесь написано:

«БорисАБРАмовичКАДманборисАБРАмовичКАДманборисАБРАмовичКАДманборисАБРАмовичКАДманборисАБРАмовичКАДманборисАБРАмовичКАДман…»

— АБРА КАД АБРА… АБРА КАД АБРА… — Ну конечно же, «абракадабра» — магическое заклинание средневековых лекарей! Кажется, с арабского это переводится как «исцелил он, исцелил»…

Неожиданный экскурс к арабским лекарям, признаться, развеселил, хотя и не надолго. В дверь постучалась соседка и напомнила, что сегодня моя очередь мыть в коридоре полы.

— Ну, конечно. Ближе к вечеру, — легко соврал я. Доел оставшуюся с вечера курицу и окончательно проснулся. Заварил себя чая в кружке, выкурил подряд две или три сигареты. Подсел к компьютеру и снова начал вживаться в текст.

К субботе два листа текста были написаны и оставлены до понедельника — отлеживаться. В воскресенье я отсыпался, на следующий день еще раз прошелся по тексту, потом сделал распечатку в рекламном бюро, что напротив моего дома. А во вторник поехал к Кадману.

Борис встретил меня с легким недоверием в глазах:

— Написал? Ну давай, посмотрю, — предложил мне войти, но дальше прихожей не пустил. В квартире пахло шампунем, духами и шампанским. Я понял, что в отличие от меня Боря эти дни провел в свое удовольствие.

— В общем, пойдет. Но хотелось бы чего-нибудь попроще… погрубее, что ли, — сказал Кадман, пошуршав распечаткой. — Что-то этот Ахмат мне не нравится. Совсем на террориста не похож! Да-да, конечно, сейчас ты скажешь, что Ахмат — «крот» и не хочет убивать своих, — отмахнулся Кадман от моего протестующего жеста. — Но ведь читатель-то пока этого не знает, правильно? Он только в середине книги должен понять, на кого Ахмат работает.

— И только ради читателя он должен своих убивать?

Но Кадман мою иронию не принял и продолжал говорить дальше:

— Теперь этот летчик. Он кто у тебя, капитан? Для солидности мог бы ему и подполковника дать! И вот этот эпизод, когда бывший механик напоминает ему про неудачное бомбометание, тоже придется подправить… Ты что, этот эпизод после программы «Время» писал?

Кадман издевался надо мной, как над зеленым юнцом из литературного объединения. Это меня задело.

— Не нравится — не бери, — я поднялся из кресла. — Только скажи по-честному: тебе-то самому гнать это… дерьмо не надоело?

— Но ведь жить как-то надо? — философски заметил Кадман. — Да ты не расстраивайся, свои деньги получишь, — сменил он гнев на милость. — На сколько мы с тобой договаривались?

— На семьсот.

— Четыреста! — отрезал Кадман. — Когда вторую половину принесешь? Через неделю? Тогда и рассчитаемся, — и поднялся, чтобы меня проводить.

— Зайка, ты скоро там наговоришься? — донесся голос из дальней комнаты. Кадман открыл дверь и отступил в сторону, пропуская меня вперед. Замок выстрелил мне в спину, и все стихло. Кадман остался среди шампанского и шампуня, а я должен был вернуться в мир чая и сигарет.