— Именно что для пропоя… Ты боязлив, а лесок нужен — водку ставь, я нахален — лесину тащу… Вот и поймал одного такого себе на колготу. Я коня за узду: тпру, приехали, а он, дядька тот, на меня с топором — мол, казенного жалко, больше всех надо? Очумел, левачок, озверел совсем! Мне же то и остается по такому приключению, что двустволку к пиджаку, — ну, он и смяк, топор отдал и лес сгрузил. А потом в суд подал: дескать, и гужи я ему порубил, и убить хотел, так что он и лошадь бросил да еле в гущине спасся, до ночи отсиживался… Теперь же в который раз на допрос мотаюсь, жена в панике — не засудят ли? И даже сомневаться начинает: может, говорит, в горячке и правда натворил лишнего, так лучше сразу признавай…
— Так ведь вор-то он все же?
— Оно верно. А закон будто бы велит: ты с ним вежливо, акт составляй, агитируй.
— Да как же агитировать, когда он с топором лезет?
— Это уж как хочешь, это к делу не касается… А вот как убьет тебя — тогда другое дело, тогда он отвечать будет…
Таким образом, нам еще раз выпал случай подивиться чудесам законности… Еще раз потому, что и раньше это случалось. Например, запретили на Брянщине лов рыбы всякими сетевыми снастями — строго запретили, с оповещением в прессе. Казалось бы, чего проще, закон есть закон, выполняй — и делу конец. А вот под Трубчевском, возле поселка Будимир, возникает такой пейзаж: в страду, когда жатва и покос ждут, когда день год кормит, около десятка здоровенных дядек, возглавляемых щупленьким дедком — он у них вроде профессора по браконьерству, — целый день процеживают неводом озера и заводи. Невод велик, тяжел, порой собственной силой дядьки не одолевают, так на этот случай лошадь из колхоза прихвачена, ее впрягают. Попробовали мы их устыдить, о законе напомнить — только зубами посветили. «А мы неграмотные, не читали!» На угрозу же отобрать снасть ответили и того определеннее: «Сунешься — притопим!»
Позже мы спросили у ребятишек на мосту: что это у них браконьеры ничего не боятся? Паренек лет четырнадцати засмеялся: «А чего им бояться, они рыбой начальника милиции из Трубчевска снабжают!» — «Врешь ты, наверное», — схитрили мы. Паренек обиделся: «Чего вру, когда все знаю! И дед мой у них, у рыбаков, за главного».
Точно не знаем, снабжается рыбой милицейское начальство или нет — сами не видели, — ну а глаза у него, у начальства, есть? Тем более что начальство это в Будимир наезжает частенько, это уж точно проверено. А попробуйте что-либо поделать с так называемыми «глушителями» — тут уж «закон» так все обставит, что и ключа не подобрать. Во-первых, надо его, «глушителя», застать на месте преступления, когда он взрывчатку в реку бросает, а если после взрыва застал с полной лодкой рыбы, так это уже не доказательство: мол, чужую подобрал; во-вторых, надо еще представить и саму взрывчатку в качестве «вещественного доказательства», как будто он такой дурак, что при себе ее за пазухой носит. А на нет и суда нет, а если и есть, так больше пустяками отделываются. За хищения со склада и амбара в тюрьму сажают, а за разбой, за обкрадывание самого драгоценного, что есть в государстве — его природы, — легкий штраф дают да душеспасительные внушения читают. По итогу же главная беда не только в том даже, что реки пустеют, что природа нищает, а и в том еще, что в колхозах разлагается дисциплина, ни для кого не секрет, что всякие лесные да речные воры и тати имеют доходов побольше, чем рядовые колхозники, новые дома ставят, мотоциклы покупают. А председатели колхозов и коммунисты из тех сел и колхозов потом удивляются: что-то усердия к работе у людей мало и агитация не доходит…
Как же, дойдет, держи карман шире! А вот если бы браконьера судили со всей строгостью, если бы коммуниста, который на такие дела глаза закрывает, словно он тут сторонний, из партии исключили, если бы председателя колхоза и начальника милиции с должности сняли, да еще без права занимать руководящие посты впредь, — вот тогда все бы на место встало, и агитация получше бы доходила, и дисциплина не шаталась бы. Давно ведь известно: где не соблюдается законность, там кончается и государство, там нет и веры в справедливость…
— И что же мне делать? — спрашивает лесник. — Так обрыдла болтанка по допросам, что уж лучше на другую работу переходить, хотя лес я люблю.
— Напишите в обком партии или в газету, — посоветовали мы. — В крайнем случае давайте письмо нам, заступимся.
Вот в какую историю завел нас туманный день на берегу речки. Письма нам лесник не передал, наверное, все обошлось, но горький осадок так на душе и остался. А вечером, немного опоздав к ужину, Римма, посмеиваясь, заявила:
— В Усухе открывается безработная биржа!
— А безработные где?
— Я.
— Это как же?