Там за Гиндукушем

– Я слушаю вас, Вольфганг! Признавайтесь. Жизнь гарантирую!

– Леди Кунигунда Баррат! Я люблю вас! Это чувство – основа всех иных взаимоотношений, которые могут сложиться между нами в дальнейшем!

Увы, Кунигунда не та женщина, что была бы способна долгими вечерами сидеть над «Страданиями юного Вертера» со слезами на глазах. Этот труд Уна прочла на языке Гёте ещё в свои собственные семнадцать лет. Не без колкости спросила:

– А как же ваша гроссфрау Марта фон Пенк? Вы согласовали с ней это признание? Или успели в Персии сменить вероисповедание на то, которое позволит вам иметь четыре жены? Я не стану вашей любовницей. На этом предлагаю закрыть тему беседы!

Этот удар фон Пенк выдержал не напрягаясь. В бою он чувствовал себя легко, как альбатрос в штормовом небе. Кунигунда без труда вывела его из розового тумана. Сантименты закончились. Пошла деловая проза. Здесь он был в своей стихии.

– Одно ваше слово «да», леди Кунигунда, и фрау Марта получит развод. Ради вас я изменю не только строку в паспорте. Вероисповедание, равно как и участие в какой либо человеческой общности – ничто для меня не будет иметь значения. Сегодня я – самодостаточный человек. Мы сможем жить без забот в любой стране мира, наслаждаться тем, что нам сможет дать за наши деньги человеческая цивилизация либо госпожа природа. Мы можем заниматься творчеством, благотворительностью, писать книги, статьи, просто ходить под парусом между островами в вечно лазурном море, охотиться… У нас будут именные ложи в самых знаменитых операх мира! Я сватаюсь к вам!

Фон Пенк вынул из жилетного кармана коробочку зелёного сафьяна с выпуклой, как у старинного сундучка, крышкой. Нажал кнопочку. Крышка откинулась под музыку «Ах, мой милый Августин!». В коробочке сверкало бриллиантом платиновое кольцо.

– Шесть карат, амстердамская огранка Иосифа Асскермана, леди Кунигунда. Не волнуйтесь, не краденый. Я – акционер «Де Бирс»!

Леди Кунигунда поняла, что стоит в преддверии очень серьёзного испытания. Куда делся румянец с её щёк! Она не протянула руки за подарком.

Разговор, с таким трудом начатый фон Пенком, был прерван на самой серьёзной ноте.

– Мэм сахиб! Простите, мэм сахиб! – к Кунигунде бежал, размахивая листом бумаги, её грум Музаффар. – Вам срочная телеграмма из Англии, мэм сахиб!

Кунигунда распечатала телеграмму, прочла её и, не в силах стоять на собственных ногах, схватилась за столбик веранды. Фон Пенк поддержал её за локоть.

Кунигунда вырвала руку и решительно направилась к крыльцу веранды, где, неподвижен, как столб, стоял, облокотясь о перила, Кудашев. Она протянула телеграмму Кудашеву. Читала её второй раз вместе с ним, и не понимала её смысла:

– «… НАШ ДОМ ПЕТЛАНДЕ И ЗЕМЕЛЬНЫЙ НАДЕЛ ПРИ НЕМ АРЕСТОВАНЫ СУДЕБНЫМИ ПРИСТАВАМИ ЗПТ ВЫСТАВЛЕНЫ НА ТОРГИ КРЕДИТОРОМ  ПЕТЛАНД БЭНК ТЧК СУММА ИСКА ДЕВЯТНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ШЕСТЬСОТ ПЯТЬДЕСЯТ ФУНТОВ СТЕРЛИНГОВ ТЧК ПАПУ ПОХОРОНИЛИ ОБЩЕМ КЛАДБИЩЕ ТЧК МАМА ТЧК».

 – Этого не может быть! – прошептала Кунигунда. – Мама не могла влезть в такие долги! А папа не имел никаких прав закладывать дом, дом – фамильная собственность мамы!

Тихо, не спеша подошёл к крыльцу фон Пенк. Достал портсигар, закурил. Сделал несколько затяжек. Обратился к Уне:

– Простите, леди Баррат, я догадываюсь о содержании телеграммы, что так вас расстроила. Прошу, не волнуйтесь. Эти сведения несколько устарели. Я уже выкупил у банка задолженность покойного сэра Баррата. Барристер, нанятый мною, улаживает дела в Эдинбурге. Леди Мария Эллен Баррат сегодня будет ночевать в собственном доме.

Фон Пенк повернулся лицом к Кудашеву:

– Простите меня, сэр, что не сразу обратился к вам. У меня большое горе и неотложное дело!

С этими словами фон Пенк протянул Кудашеву стеклянную рюмку, заклеенную по верхнему краю бумагой. В рюмке что-то чернело. Кудашев вынул из кармана лупу.

– Это клещ. Самка. Брюшко раздувшееся, напившееся крови… Где вы её раздобыли, герр оберст? Это что, подарок в мой «зоопарк»?

– Это не подарок, – уважаемый доктор Котович. – Мне сегодня не до шуток. Наш старый немецкий врач Краузе обнаружил эту тварь в паху моего сына. Сумел извлечь клеща живым без повреждения, обработав кровопийцу миндальным маслом. Мальчик без видимых причин  потерял сознание. Впал в кому. Я не могу сказать, где и когда он подцепил это чудовище. Прошу вашего согласия поехать со мной в мой дом. Наш врач не в силах назначить какое бы то ни было лечение!

Кудашеву не потребовалось много времени на принятие решения. Посмотрел на Уну.

– Прогулка отменяется, леди Уна. Я еду к фон Пенку. Возвращайтесь домой. Ещё созвонимся, увидимся!

– Нет, – решительно сказала Уна. Не обращая внимания на фон Пенка, добавила: – С сегодняшнего дня я всегда и во всём с тобой вместе!

Кудашев вызвал Гагринского, передал ему склянку с клещём. Вывел к воротам «Роллс-Ройс». Кунигунда поручила своего жеребца заботам Джамшид-баба. Села рядом с Кудашевым. Грум Музаффар не оставил свою госпожу, поехал следом. Впереди пылил «Мерседес-Бенц».

Фон Пенк был мрачен.

На глазах Кунигунды снова стояли слёзы.