Там за Гиндукушем

Он родился и вырос в большом портовом городе Данциг, который в его семье так и называли, но при посторонних прежде, чем произнести это слово, нужно было вникнуть, кому говоришь, немцам ли? При поляках лучше сказать Гданьск. В противном случае могут и по уху съездить! Такой вот непростой город. Город девятисотлетнего противостояния между немцами и поляками. Живут в городе, конечно и другие люди – евреи, датчане, шотландцы. Этим всё равно – Гданьск ли, Данциг ли. Но не полякам. Но не немцам. У каждых для города своё имя. И каждая из сторон уверена в своей правоте. И каждая из сторон всегда была готова доказывать свое право на имя города кулаками.

Потеряв родителей, Клаус Пенк воспитывался в портовом приюте Мартина Лютера. В приюте детей не делили на немцев и поляков, на чистых и не чистых. Одевали и кормили одинаково. Учились тоже вместе. Но в воскресные дни одна группа шла на службу в кирху, а другая, поменьше – в костёл. И в одном, и в другом храме к ним обращались с одними и теми же словами утешения, призывали быть милосердными, благонравными, трудолюбивыми, послушными. После службы их ждал воскресный обед, одинаковый для всех. И свободное время. Можно было играть, можно было гулять. Совместные игры, особенно такие, как в мяч, на результат, часто заканчивались жестокими драками. Немцев в приюте, как и во всем городе, было больше, чем поляков. Последним почти всегда доставалось не только от своих сотоварищей, но и от воспитателей. Как правило, «виновными» в ссорах оказывались поляки. Их сажали в карцер, лишали прогулок, оставляли без сладкого. Но бывали случаи, когда в них вселялся великий воинский дух. Маленькие Казимиры и Витовды дрались ожесточённо, как в последний день своей короткой беспросветной жизни. Они кричали: «грюнвальд, грюнвальд!» и побеждали. Немцы разбегались. Тот, кому не повезло убежать, бывал изрядно избит. В кровь. Как часто этим несчастным оказывался Клаус Пенк! Потом приезжала полиция, выявляла зачинщиков и активистов, забирала их. Иногда кое-кто возвращался, чаще их больше не видели. Приют пополнялся новыми бездомными бродяжками. Всё вставало «на круги своя».

Клаус Пенк выжил в приюте. В шестнадцать лет он в последний раз спустился с его высокого крыльца. Не прощаясь ни со своими воспитателями, ни с товарищами, не хлопая дверью, но и не потрудившись закрыть её за собой. Каменные плиты мостовой, уложенные ещё во времена владычества Тевтонского ордена крестоносцев, вывели Клауса к морскому порту.

В его котомке лежали новые ботинки со скрипом, пара чистого белья, шерстяной шарф – приз победителю на боксёрском ринге, нож с наборной костяной ручкой, тайком сработанный своими руками в приютской мастерской, и два документа – аттестат о неполном среднем образовании и диплом судового электромонтёра первого разряда с правом допуска к самостоятельной работе.

Через день Клаус Пенк уже юнгой нёс вахту на судне, приписанном к порту Данциг под названием «Данциг», направлявшемуся в порт Гамбург.

Через год юнгу произвели в матросы. Освоил нелегкую, но ответственную специальность штурвального.

Клаус взрослел, его жизнь менялась, но лучше не становилась. На судне он не имел даже собственного спального места, делил брезентовый гамак со своим сменщиком. На берегу не было и этого. Никто его не ждал, не встречал, не провожал. Друзей на борту не было тоже. Трудно завести друзей среди команды, если начинаешь свою службу юнгой-гальюнщиком. Немцы звали Клауса «морским волчонком» за манеру оскаливаться перед дракой. Правда, здесь никто не осмеливался бить Клауса. Только подвыпившие поляки, возвращаясь с «берега», иной раз пытались померяться с ним силой. Тогда Клаус доставал нож. Поляки смеялись, делали угрожающие жесты, пугали Клауса диким гуканьем: «грюнвальд, грюнвальд!».  Так прошел ещё год.

Ржавый вонючий трюм вместо дома, брезентовый гамак без подушки вместо кровати, озверевшие от тяжелой работы матросы вместо семьи, нищеское жалованье вместо достойной жизни… Это был потолок. Карьерный дальнейший рост, казалось, был исключён. Рейс, берег, портовая пивная, дешёвые женщины. Изредка синематограф. Снова рейс. Не более того.