Там, за зорями. Пять лет спустя

Они заперли дверь, постояли немного у клумбы около дорожки, где уже вовсю цвели крокусы и со дня на день должны были распуститься шишечки гиацинтов. На улице, за забором, что-то оживленно обсуждали мужчины, и к их голосам иногда присоединялся женский. Если б не он, Злата решила бы, что это сосед ее, Василь, обсуждает с Михалычем на улице хозяйские дела. Вот только молодой женский голос никак не мог принадлежать бабе Нине, и это было любопытно.

— Маня, а пойдем-ка выйдем с тобой на улицу, посмотрим, что там случилось! Слышишь, народ что-то бурно обсуждает! — сказала она дочке и неторопливой, неуклюжей походкой по шла к калитке.

— Пойдем, мамочка! — согласилась девочка и, забежав вперед, распахнула перед ней калитку. Машка выбежала и остановилась. Злата вышла следом и замерла, как и дочка, как-то даже растерявшись. Она ожидала увидеть знакомых людей и, улыбаясь, собиралась их поприветствовать, но у домика покойной бабы Мулихи, сплошь заросшего малинником, молодой порослью акаций и прошлогодним сухостоем, толпились совершенно незнакомые люди. Трое мужчин в разномастной рабочей одежде. Один из них — молодой парень, двое других — постарше.

Парень, возможно, сын одного из тех двоих, а может быть, просто знакомый, которого попросили помочь. Они втроем, сбившись в кучку, что-то бурно обсуждали, подняв головы к старой березе, что росла на углу дома покойной бабы Мулихи и ветками пригибалась к крыше. Рядом с ними на заросшей дорожке стояла бензопила, лежали веревки, страховочный пояс и «когти», которыми пользуются электрики-монтеры, работая на высоте.

Полноватая женщина с короткой стрижкой, в спортивном костюме, не участвуя в их бурном обсуждении, вышла со двора с лопатой в руках и, не говоря ни слова, принялась счищать с асфальта дорожки мох, землю, прошлогоднюю пожухлую траву и сухостой. Она отбрасывала землю и мусор в сторону, оставляя после себя чистую асфальтированную дорожку, которую лет двадцать назад проложили вдоль улицы. Злата сама периодически вот так же чистила дорожку у своего дома, не давая мху и траве наползать на нее, и сосед ее, который купил дом покойного Хоменка, перво-наперво почистил дорожку. И все, кто жил здесь или просто приезжал на дачу, не давали дорожкам зарастать. Вот и эти тоже начали с нее. Но кто они? Вряд ли те самые хозяева, которые, купив дом лет десять назад, так ни разу и не появились. Нет, скорее всего, это другие люди, но почему Злата о них ничего не слышала? Да и бабульки в деревне тоже, хотя они-то наверняка первыми бы прослышали, если бы этот деревянный сруб, который от разрушения спасал лишь крепкий фундамент, на который его поставили лет шестьдесят назад, кто-то купил.

И Злата, и Маняша, застыв на месте, стояли и смотрели, не зная, то ли вернуться обратно во двор, оставшись незамеченными, то ли выйти на дорогу, поздороваться, обратив на себя внимание, заговорить. Все же было ужасно любопытно, кто эти люди, ее новоявленные соседи? И уж неизвестно, сколько бы Злата Полянская простояла бы вот так, жмурясь от яркого солнышка, колеблясь и наблюдая за ними в тени колодца, если бы вдруг не услышала другой голос, громкий и сильный девичий, несомненно, обращенный к ней:

— Здравствуйте! Злата перевела взгляд и увидела высокую стройную девушку с ярко-рыжими, прямо горевшими на солнце волосами.

Она стояла на обочине у черного «Мерседеса», под старым кленом у дома Луговских, жевала яблоко и из-под ладони, которой она заслоняла глаза от солнца, используя ее вместо козырька, разглядывала их.

— Здравствуйте! — ответила Злата и, сделав несколько шагов, вышла из тени. Все стоящие у дома повернули головы в ее сторону, прекратив разговоры и работу.

— Здравствуйте! — поздоровались они, а рыжеволосая девушка перешла дорогу и подошла к Злате.

— Здравствуйте! — еще раз поздоровалась она и, улыбнувшись Злате, протянула ей руку в приветственном жесте. — Меня Катериной зовут!

— Злата! — в свою очередь ответила Полянская и пожала протянутую руку. — Это Маняша, моя дочь.

— Очень приятно познакомиться! — искренне ответила Катерина и снова улыбнулась. Улыбка совершенно преображала ее лицо, как будто светом озаряя крупные черты лица и темно-карие глаза под веером прямых ресниц. И первая мысль, пришедшая Злате в голову, когда она взглянула в лицо Катерине, — «Она похожа на ирландку!».

Ярко-рыжие, пусть всего лишь крашеные волосы, белая, без намека на загар, кожа, россыпь веснушек на носу и темно-карие глаза склоняли к этой мысли.