Там, за зорями. Пять лет спустя

— Мы остановим время? — с какой-то томительной обреченностью спросила она.

— Нет, просто попробуем исправить положение! Злат, ты пойми, тебе только кажется, что бегство из Горновки облегчит твою жизнь! Ты устала, поэтому ищешь простейший выход из сложившейся ситуации, но это не спасет ни тебя, ни тех, кто здесь остался. Более того, ко всему другому прибавятся невыносимая тоска, раскаяние и угрызения совести. Ведь ты же понимаешь, ты — последнее связующее звено, огонек, надежда и опора всех тех, кто все же остался, кто еще живет и верит. Помнишь, бабульки всегда говорили, только мы… — Блотский запнулся, — только ты сможешь спасти эту деревню. Твое присутствие здесь не даст ей умереть… Ты своим примером, образом жизни и верой подаешь пример, тем более сейчас, когда ты стала публичным и известным человеком! В твоем случае Горновка и твоя жизнь здесь — это уже образ жизни, сложившийся стереотип, это то, что у тебя уже не отнять. Столько лет ты делала все, чтобы привлечь внимание к проблеме вымирающих деревень, своим примером показывала, что жить вполне возможно даже здесь. Твое творчество, как литературное, так и сценическое, связано с деревней. И теперь ты хочешь все это перечеркнуть? Злата, ты понимаешь, возможно, ты решишь некоторые проблемы личного характера, — продолжил он, и Полянская вспыхнула, — а мне почему-то кажется, дело и в этом тоже, уж извини… Возможно, ты многое для девчонок сделаешь в городе, но ты предашь себя и не простишь себе этого… Более того, поверь, ты все равно не сможешь без этой деревни, но когда все же захочешь вернуться, будет уже поздно! Возвращаться будет некуда, и все то, что пока еще есть благодаря тебе, исчезнет безвозвратно очень скоро. И с чувством раскаяния придется жить до конца дней! И поверь, зная тебя, могу предположить, что оно окажется сильнее и тяжелее того, с чем тебе сейчас приходится бороться! Ты потеряешь себя…

— Откуда ты знаешь, Лешка? И зачем ты мне сейчас все это говоришь?

— Еще вина? — спросил он, медля с ответом. Злата кивнула, а он подлил ей и наполнил свой бокал. — А ты когда-нибудь думала о том, что чувствовал я, покинув эту деревню? Вероятно, нет. Ты осталась здесь, а я как будто душу свою потерял, расставшись с этим особенным миром! Я не хочу, чтобы ты испытала то же, через что пришлось пройти мне! Поверь, ни творчество, ни чувство долга, ни любовь не смогут заполнить образовавшейся пустоты. Именно поэтому я прошу тебя позволить мне помочь!

— Прости меня, — вырвалось у Златы.

— Не надо, Злата, — только и сказал он. — Давай-ка все сначала. С самого начала. Перво-наперво, как и уговаривались изначально, ты не станешь больше подстраиваться ни под школу, ни под чьи-то выходные. Давай договоримся, до конца месяца ты отдыхаешь и приводишь нервы в порядок, а первого марта мы встречаемся в Минске и принимаемся за работу! Дальше, если я не смогу приехать и побыть с Маняшей, пока ты записываешься в студии, выступаешь или даешь интервью, значит, ты забираешь ее с собой. Вопрос со школой мы уладим. Вопрос с занятиями в музыкальной студии или художественной все равно можно будет решить только в сентябре, сейчас уже все группы сформированы и идут занятия. Но при этом ты ведь сама можешь прекрасно позаниматься с Маняшей на фортепиано дома, разучить нотную грамоту и октавы, я же, в свою очередь, могу сводить ее к нашим знакомым педагогам по вокалу. А в сентябре мы решим, как совместить ее учебу в обычной школе и музыкальной, более того, после окончания начальной школы мы в самом деле могли бы перевести ее в городскую школу. Это было бы разумней, чем мотаться туда-обратно. Знаю, с нашими графиками это сложно, но мы могли бы нанять шофера, разве нет? Так же, как и няню, с нашей профессией это вполне нормально!

— Мама в мае уходит на пенсию, она поможет с детьми, только бы до мая дотянуть! — отозвалась девушка.

— Вот тем более! Теперь о деревне, Злат! Ты ведь наверняка уже думала о том, что можно сделать и как помочь тем, кто остался здесь? Есть какие-то предложения?