Там, за зорями. Пять лет спустя

Будучи человеком неконфликтным, Злата не хотела выяснения отношений с Виталей, не хотела ему что-то доказывать и извиняться перед ним все время тоже не могла, предпочитая просто молчать, становясь от него все дальше. Именно поэтому она облегченно вздохнула, когда узнала, что «Ромашка» будет звучать на радиоволнах столичных радиостанций и Дорош ее не услышит. Она знала, что это малодушно, и подобная черта была ей вовсе не свойственна, ей нужно было принять решение, но она не знала, какое. Болью отзывалась в сердце мысль, что им придется расстаться. Снова вспоминалась та ночь, холодная, злая, царапающая колючими снежинками по стеклу, завывающая вьюгой в дымоходе, стонущая дубами за околицей и стучащая яблоневыми ветками по крыше, ночь, когда Виталя вернулся из командировки. Ночь, когда они лежали в одной постели, прислушиваясь к хоровому выступлению февраля, дыханию друг друга и мыслям, не дающим уснуть. На губах таяли осколки любви. Ветер за окном напоминал ветер, круживший в ее судьбе. Она шла по ветру за Дорошем, всегда так было. Преодолевая сложности и боль, она видела свет, но слишком часто погружалась во тьму, искала какие-то ответы и чуточку тепла. Просто хотелось знать, что ему не хватает ее, где бы она ни была. Хотелось чувствовать тепло его любви даже на расстоянии. Но этого не было, и сердце Златы замерзало. Время замирало, и остывала душа. И одиночество снова подступало к ней. Весь вечер, вернувшись, он усиленно делал вид, будто ничего не случилось. Но при этом он не попытался ни поцеловать ее, даже в щеку, ни обнять. И она тоже отлично играла похожую роль, а обида давила на сердце. Ей не нужны были его объяснения, ей хватило бы одного-единственного «Прости!», но Дорош, видимо, не считал, что виноват перед ней или перед Маняшей.

Он вел себя так, как будто ничего не случилось, только в его взгляде, чудилось Злате, была некоторая настороженность, и она не проходила. Казалось, он наблюдал за ней и чего-то ждал. Как будто она должна была сделать тот последний шаг, который бы все решил. Ее угнетала атмосфера между ними. Казалось, с каждым днем она накаляется все больше, хотя внешне это никак не проявлялось. Да только ночью они засыпали по разным краям кровати.

— Слушай, а правду говорят, будто это вы с Лешей помогли Масько вернуться снова в деревню? — спросила Катерина, прерывая молчание.

— Ну, в каком-то роде правда! — уклончиво отозвалась Злата.

— А Дорош в курсе?

— Нет! Думаю, что нет…

— Меньше знает, крепче спит?

Злата неопределенно пожала плечами.

— Заканчивай ты с ним, Злата, мой тебе совет! — только и сказала Катя. — Жизнь одна, и тратить ее на какого-то придурка…

Полянская ничего не сказала. Да и что она могла сказать? Знала ведь, права подружка. Они замолчали, думая о своем.

— Привет, дорогая! — услышала Злата у себя за спиной знакомый голос и, не оборачиваясь, узнала в нем бабу Валю. Ее манеру разговаривать вряд ли можно было спутать с кем-то еще. — Рада тебя видеть! Иду, смотрю, ты это или не ты… Подругу твою и не признала ведь сразу, а девочка… Это Ульяна? Так выросла? А я вот пришла маму и тетю навестить… Конфет принесла им… Памятник у вас красивый, у бабы Сони… А я вот каждую весну собираюсь поставить маме памятник, да вот все никак…

— Здравствуйте, баб Валя! А когда ж вы вернулись? Я ж вот только на днях видела Масько, и они мне не говорили, что вы уже дома… И не пришли, как так? Как ваши дела? Как здоровье?

— Я два дня назад приехала. Из Лиды приехала, больная, и пока еще ни к кому и не ходила. Лежала эти два дня. Только вечерами, когда уже сумерки, пройдусь на деревню, да и обратно. Тетя у меня умерла, а ей почти сто лет было. Я за ней ухаживала до самой смерти. Она и умерла при мне, вот я здоровье и подорвала там… Таскала ее на себе…

— Так, может, к врачу? Я могла бы вас отвезти, если надо! — тут же откликнулась девушка.

— А… — махнула рукой старушка. — Какой мне доктор, я сама медсестра… Отлежусь пару деньков, а потом и за работу примусь… Приятельниц моих навещу. К Демидовне наведаюсь… К тебе приду в гости… Соскучилась я очень по всем! — Да уж, это вы обязательно!

— Ну, а если соскучились, чего все по свету бродите, а, баб Валь? — спросила ее Катерина, порой бывая до неприличия прямолинейной. — У вас же дом крепкий, пенсия приличная, живи и радуйся, как говорится! Не можете сами за ней ездить, вон Златка на машине вас свозит! Не надоело вам по чужим хатам мыкаться?

— Больше уже никуда не поеду, здоровья уже нет. Натаскаю дров и буду сидеть в своем углу. Как ни крути, а лучше своего угла нет… Ты тоже ведь, Злата, здесь останешься? Ты ж не уедешь в город? А то ведь поговаривали еще с осени…

— Нет, не уеду. Не собиралась и не собираюсь, как же я оставлю деревню…

— И правильно, лучше Горновки нет места… Вот скажи, Злата, хорошо здесь жить и быть своей, правда? — то ли спрашивая, то ли утверждая, сказала баба Валя.

— Еще как, баб Валя, еще как! — с улыбкой отозвалась Полянская. — Вы не торопитесь? Побудьте с нами, мы здесь хотим еще несколько могил убрать…