В последнее время Дорош не особенно торопился после работы домой, мог поехать в город к родителям, по делам, в гипермаркет, недавно открывшийся в их районном центре. Девушка ничего не сказала, и они пошли дальше. Простились у калитки, договорившись созвониться и пересечься вечерком. Ульяна, которой давно было пора спать, раскапризничалась, и Злата, оставив коляску у калитки, взяла ее на руки. Чувствуя легкую дрожь волнения — а волноваться было от чего — Полянская открыла входную дверь.
Повозившись в коридоре с одеждой, в надежде справиться с собой, она вошла в прихожую и, усадив Улю на диван, стала раздевать. Дорош был на кухне, вероятно, разогревал себе обед. Злата посмотрела в сторону дверей, но Дорош, стоя у плиты, не обернулся и никак не отреагировал на их приход. Раздев ребенка, девушка отнесла Ульяну в ванную, чтобы вымыть руки, а потом усадила в детский стульчик и вошла на кухню, чтобы разогреть ей супчик.
— Привет! — она первой нарушила молчание. — Ты сегодня рано…
— Это упрек? — он сел за стол и потянулся к хлебнице. — Я нарушил твои планы?
— Нет, скорее, наблюдение. Планы у меня сегодня связаны исключительно с садом, которым я собираюсь заняться после возвращения Маняши из школы, так что ты ничего не нарушил… — отозвалась она, стоя к нему спиной и помешивая в тарелке суп.
— А какие планы у тебя вообще, относительно будущего, можно узнать? — спросил Дорош.
Злата медленно повернулась.
— Мне казалось, они у нас общие, планы на будущее. Нет? — спросила она. Виталя усмехнулся.
— Правда? Я сегодня в турагентстве был! У меня отпуск через неделю-другую, и я подумал, мы могли бы все вместе слетать в Турцию. Ты ведь на море сто лет не была, да и Ульяше это было бы полезно… — мужчина взглянул на нее, а Злата, не выдержав его взгляда, отвернулась, желая скрыть смятение, читающееся в ее огромных глазах.
— Но как же Машкина школа? — первое, что пришло на ум, пробормотала девушка и тут же прикусила язык. Лихорадочно пытаясь отыскать предлог, она уже знала, что никуда не поедет. На следующей неделе ей надо быть в Минске, а потом подготовка к концертам, посвященным Дню Победы, да и к другим запланированным мероприятиям. Вот так просто, как по взмаху волшебной палочки, он предлагал ей бросить все и лететь в Турцию, зная, что у нее есть свои планы и обязательства. Но его это не интересовало. Он просто ставил ее перед выбором, загонял в тупик, заставляя чувствовать себя виноватой. Может быть, его предложение было шагом, который мог бы их спасти, может быть, ей следовало этим воспользоваться, но она не могла. Все внутри восставало против этого.
— Это единственная проблема? — спросил он.
— Нет, — Полянская обернулась. — Сейчас у меня нет возможности все бросить и уехать с тобой в отпуск. У меня работа и обязательства. Тебе прекрасно известно, осенью и весной — разгар концертного сезона, и я не могу упустить возможность элементарно заработать денег. Ты все время забываешь, что я не одна, я ответственна за людей, которые работают вместе со мной. К тому же сейчас у меня нет лишних денег…
— Однако ты с легкостью рассталась с приличной суммой, чтобы купить дом Масько! И при этом тебя не только не интересовало мое мнение по этому поводу, ты даже в известность меня не поставила! Неужели ты в самом деле думала, что я ни о чем не узнаю?
— Нет, я знала, тебе, конечно, донесут… Так и случилось!
— Не поверишь, как скоро! Я из командировки еще вернуться не успел, а мне уже позвонили!
— Долго же ты молчал!
— Ждал, что ты сама расскажешь!
— А я не видела в этом необходимости!
— Я так и понял! Так в Турцию ты не полетишь?
— Нет!
— Ладно, тогда я лечу один!
Злата ничего не ответила. Просто взяла тарелку с супом и повернулась к выходу.
— А твой дуэт с Блотским — тоже не то, о чем я должен знать? — спросил Виталя.
У Златы от неожиданности дрогнули руки, и суп расплескался.
— Что еще ты скрываешь от меня, а, Злата Юрьевна? Что еще меня уже не касается? — продолжил он.
— А тебя разве хоть что-то интересует по-настоящему? Что-то из того, что происходит в моей жизни? — вопросом на вопрос ответила Злата.
Виталя неторопливо отложил ложку и посмотрел на нее.
— Знаешь, золотая моя, несколько иначе мне виделась наша совместная жизнь и мое присутствие в ней! — с горечью, без былой напускной беспечности и привычной веселости произнес он.
— Не поверишь, мне тоже! Я знаю, как должна жить, но при этом постоянно чувствую себя виноватой за это перед тобой! Я не стану другой, Виталя! Я не буду такой, какой ты хочешь, чтобы я была! Я останусь собой! — ответила она.
— Так что же, любовь прошла, Злата Юрьевна? — с усмешкой спросил он.
— А она была, Виталий Алексеевич? — задала встречный вопрос Полянская и, не дожидаясь ответа, вышла из кухни.