Там, за зорями. Пять лет спустя

— Все движется по плану, Катюнь! Наконец-то определились с репертуаром, а это, я скажу тебе, такое ответственное дело! Сейчас Леша работает над аранжировками минусовок, через неделю-другую поеду в Минск, будем работать на студии. Я обязательно заеду к тебе, гляну на костюм, ребята, думаю, согласятся с оттенками синего и голубого. Впереди еще работа с хореографом, репетиции, пресс-конференция, съемки и фото сессии. Но главное, знаешь, что? У нас с Лешей сегодня релиз нашей «Ромашки» на нескольких столичных радиостанциях! Мы долго сомневались, думали и все же решили именно этой песней привлечь интерес к нам как к дуэту! И, сдается мне, у нас неплохо вышло! Нас приняли в ротацию! Не сразу, и для некоторых мы так навсегда и останемся «неформатом», но все же…

— Блин, «Ромашкааа», — протянула Катерина. — Я от нее балдею! Слушай, ну а мы послушать не сможем?

Полянская с сожалением покачала головой.

— Как так?

— У нас не ловит… — пояснила она и не стала рассказывать подруге, как расстроил ее сей факт, ведь это было совершенно несправедливо.

И вместе с тем во всем этом был один бесспорный плюс — Виталя тоже не услышит «Ромашку».

О дуэте с Лешей, как и о многом другом, происходящем в ее жизни последние два месяца, Дорош не знал. И у Златы не было желания рассказывать ему об этом. Она знала, что так нельзя. Но также знала и другое. Тот день, когда Дорош смог бросить Маняшу и уехать в командировку, и сделал это по большому счету Полянской назло (ну не верила она в то, что выбора у него не было), стал как будто днем обратного отсчета. В тот день он перешагнул черту, в тот день и она сама вышла за пределы того, что было их семьей, а проще говоря, просто вы рвалась из клетки. Она не знала, чем все это обернется и какие будет иметь последствия. Злата просто жила и делала то, что считала нужным и правильным. Но при этом знала, что стоит на краю пропасти. Это угнетало, не позволяло радоваться тому, что действительно дарило радость…

Их с Лешкой дебют на радио с «Ромашкой» был как раз из разряда тех самых радостей, а еще, конечно, возвращение Масько в деревню, в дом бабы Ариши, который стал теперь их домом. Алка после того, как предъявила в сельский совет справку о кодировке, была принята соцработником. Злата просила их не распространяться о том, какую роль во всем этом сыграла она сама, и Маськи обещали ей. Но и для них самих ведь это было такой радостью, таким счастьем. Как же тут смолчать? Как не поделиться? Наверное, Дорош знал обо всем или, по крайней мере, догадывался, но у нее не спрашивал, а она не спешила ему что-то рассказывать. Злата гордилась своими достижениями в творчестве, своим карьерным ростом и успехом у зрителей и читателей. И тем, каким зажигательным и искренним вышел у них дуэт. Они и сами не ожидали, что получится так здорово. Все же они работали в совершенно разных направлениях, и Алексею было непросто подстроиться под народные мотивы, пусть и в современной аранжировке. Но он справился, замечательно справился. Ирина Леонидовна уверяла, что на концерте в честь празднования Дня Победы, где они должны будут впервые представить «Ромашку», песня произведет фурор, потому что, ко всему прочему, они еще и очень гармонично смотрятся на сцене. Но и это вряд ли могло понравиться Витале. Он не понимал приятельских отношений Златы и Блотского, не забывая о том, что они даже не развелись. Нет, он не ревновал, просто для него это было неестественно.

Ведь с Мариной он не общался, она не могла простить ему предательства, и это было нормально. Это было понятно ему и правильно. А вот как мог Блотский, который так любил Злату, через все перешагнуть? Справился с собой? Он должен был ненавидеть Полянскую, разбившую ему сердце, он должен был мечтать отомстить ей, а он произносил тост у нее на дне рождения, выступал с ней на одной сцене и записывал дуэт! Дорош не понимал, что за этим может крыться лишь любовь, настоящая любовь, способная понять и простить, принять и продолжать жить, несмотря ни на что. Злата понимала, что каждым своим решением, шагом усугубляет и без того натянутые отношения с Дорошем. Но по-другому не могла, потому что, если идти ему в угоду, наперекор себе, она снова зайдет в тупик, утонет в депрессии, потеряет себя. Будет так, как предсказывал Блотский. А она обещала прежде всего себе больше никогда не ломать себя в угоду кому бы то ни было.