Там, за зорями. Пять лет спустя

— Что ты сказала? Ребенка от меня? А не рехнулась ли ты, моя золотая? Никакого ребенка у тебя от меня не будет! Какого хрена?! Ты не в своем уме, что ли? Твою мать! Черт возьми! Мне следовало бы догадаться! Зная тебя… Ты что же, все решила по-своему? Ты что же думаешь, это может как-то изменить ход событий? Но ты, надеюсь, помнишь, что у меня уже есть ребенок? Помнишь, да? Вот и замечательно! Вот и умница, ведь то, что ты в положении, ничего не меняет! Нет, это меняет все и в первую очередь наши с тобой дальнейшие отношения! Черт тебя побери, Злата Юрьевна, какого хрена я должен узнавать это от Масько?! Почему ты мне ничего не сказала? Почему приняла это решение сама и не спросила меня? — орал Дорош, и лицо его было страшным.

Злата кусала губы и едва сдерживала слезы. Она знала, знала, что так будет, но, как известно, надежда умирает последней. И слышать от Витали все эти слова, видеть его лицо было мучительно больно…

— Я знала, каким будет твое решение. И я знала, что ты вот так отреагируешь…

— А как, по-твоему, я должен был отреагировать? — брови мужчины взметнулись вверх. — Обрадоваться? Броситься тебя обнимать и благодарить за такой чудный «сюрприз»? В деревне, небось, уже все бабки в курсе произошедшего? А если учесть тот факт, что ты у нас девушка публичная, сие обстоятельство скоро станет достоянием всеобщей гласности! И моя, конечно, тоже узнает. Твою мать, Злата, ну на хрена тебе это нужно было?!

— Я не планировала это специально! Не просила тебя об этом! И не я одна виновата в том, что так случилось. Да я даже не думала об этом, не мечтала, но коль уж это случилось… Да, я хотела ребенка! И я хочу ребенка от тебя! Я любила тебя! И если уж ты никогда не будешь принадлежать мне, ребенок от тебя останется со мной навсегда. И заметь, желанный ребенок! К тому же мне казалось, что и ты любишь меня…

— Да при чем тут любишь, не любишь? — взвился снова мужчина и, засунув руки в карманы куртки, принялся расхаживать по комнате. — Я, кстати, вижу, как, любя, ты подставляешь мне подножку, создавая большие проблемы! Чего ты хочешь этим добиться? Нет, чего ты хотела этим добиться, я как раз догадываюсь! Но уж не слишком ли много ты на себя берешь? Нет, Злата Юрьевна, так не поступают взрослые, здравомыслящие люди, которые любят друг друга. А ты… Ты разрушила свою семью, теперь хочешь так же поступить и с моей?

— Не волнуйся, — горько усмехнулась девушка. — Если хочешь, я могу подписать любые документы, в которых к тебе мы не будем иметь никаких претензий. Мы даже не станем претендовать на твое имя, не говоря уж о фамилии. Более того, я могу написать расписку, что угодно, где пообещаю никогда и никому не говорить, кто отец моего ребенка!

— Сходи со своими бумажками знаешь куда?! — грубо оборвал ее Дорош. — Неужели так трудно было сказать Блотскому, что это его ребенок? Он бы поверил…

— Нет, не поверил бы, но принял бы эту ложь. Я говорила тебе уже, что у Леши не может быть детей. Я не смогла бы в глаза ему смотреть. И в тридцать лет я не стану делать аборт!

Нервная дрожь, сотрясавшая девушку, стала немного ослабевать, и она заговорила увереннее и спокойнее. Дорош, остановив свое беспрестанное хождение по комнате, замер у окна. Между ними воцарилось молчание. Злата, чувствуя, что ноги не держат ее и сейчас, возможно, решается главное в ее жизни, опустилась на стул и, стянув со спинки шаль, закуталась в нее. — Так что же ты предлагаешь мне, Злата Юрьевна? — заговорил, наконец, Дорош, оборачиваясь к ней.

— Ничего. Ты правильно сказал: я сама приняла это решение, а значит, я сама справлюсь со всем. Езжай домой, забудь о нас, живи как раньше. Я уже говорила, ты ничем мне не обязан… Вот и все! — не глядя, однако, на мужчину, произнесла Полянская.

— Вот и все… — медленно повторил за ней Дорош и пошел к выходу.

Злата не подняла глаз, но как только за ним захлопнулась входная дверь, закрыла лицо руками и зажмурилась. Слезы сдавливали горло, жгли в груди, готовые вот-вот хлынуть из глаз потоками, но девушка не могла себе их позволить. Нет, если сейчас она начнет плакать, остановиться не сможет, а она должна быть сильной.

«Я справлюсь!» — кажется, в сотый раз, как заклинание, повторила она, вот только уверенности в себе не чувствовала. Она осталась одна: беременная, с семилетней дочкой на руках, в большом доме, глухой деревне, а впереди зима…

В какой-то момент отчаяние, безнадежность и страх полного глубинного одиночества навалились на девушку, заслонив собой все другое, и на мгновение показалось, что она задыхается. Но это было минутным чувством. Оптимизм, жизнерадостность, стойкость и упрямство, свойственные ее натуре, взяли верх над отчаянием и малодушием. Злата вытерла мокрые глаза. Она не одна — с ней Маняша и маленькое существо, живущее в ней, у нее есть родители, готовые во всем поддержать ее и помочь, родственники, друзья, у нее есть этот дом и эта деревня, и любимая работа. Ради всего этого она не позволит себе раскиснуть, сломаться, впасть в уныние и грусть. Как бы там ни было, Злата ни о чем не жалела.