Тамерлан (начало пути)

‑ Кто вы? – наконец‑то Тимур удостаивает туркменов серьезного внимания.

‑ Я… Мурад… он Курбан…

‑ Я спрашиваю не об именах…

В глазах пленных – смятение.

‑ Вам нужны лошади?

‑ Да, да.

‑ Вот товар! – Тимур показывает взглядом на табун камарадиновских коней – Берете?

‑ Да! Да! – туркмены по‑прежнему в смятении.

‑ Не даром.

‑ Мы… понимаем, понимаем, господин… Мы платим… платим…

Туркменов отводят в сторону.

Тимур подходит к одному из котлов, вытерев о подол лезвие сабли, достает ею солидный кусок мяса, откусывает, отдает товарищу:

‑ Полный желудок – друг твердой руке! Тебе… Тебе… Ну, кто еще в состоянии натянуть тетиву на луке?

Недоеденные ломти мяса отбрасываются оземь на скатертеобразное приспособление камарадинцев. Вперед выступают победители – Тимур молвит:

‑ Кто говорит, что барласовцы – вошь и гнида сейчас убедится: барласовцы – есть барласовцы. Это говорю я, Тимур сын Торгая.

Глаза обреченных полны ужаса. Луки натянуты до предела. К Тимуру, откуда не возьмись, подбегает собака – он ласково подносит ей кость, гладит по голове. В это время в обреченных летят стрелы. Тимур делает вид, что он целиком занят собакой.

Чеку в это время подходит к одному, трогает саблей, разрубает ремень, говорит:

‑ Этот на небесах.

Со вторым поступает также, у третьего, с большой родинкой на лице, – секундная заминка, ибо у того стрела проткнула предплечье, – но все‑таки разрубив сыромятный ремень, Чеку произносит: “На небесах…”. То же происходит со всеми, после чего Тимур командует:

‑ С богом в путь!

7

Ночь. Полнолуние. Степь.

Победители гонят захваченный у камарадинцев табун лошадей. Рядом едут Тимур и Сардар.

‑ Тимур, смотри какая луна! – говорит восхищенно Сардар.

‑ А вдали, над горизонтом, две звезды. Как ты думаешь, хорошо бы стать одной из этих звезд – той, что поярче?

Далее голоса идут за кадром.

‑ Ты о чем, Тимур? С головой у тебя в порядке?

‑ Нет, еще не свихнулся, – смеется Тимур.

В это время к названным пастухам присоединяется третий – Чеку Барлас:

‑ Слышите! Прислушайтесь!

‑ Ну, слушаем, – это голос Тимура.

‑ Тихо! Вот… вот… – а это голос Чеку.

Сквозь топот лошадей слышится вой волков.

‑ Волки! – это голос Сардара.

Небольшая пауза, которую прерывает голос Тимура:

‑ Где победа, там и волки.

‑ Как тебя понимать?

‑ Как хочешь, так и понимай.

‑ Мне послышалось, что ты сказал о победе?...

‑ Я так и сказал? Ах, да, я действительно сказал что‑то такое. – слышится голос Тимура. – Я и сейчас скажу: победа подобна яркой звезде.

‑ Кажется, я… понимаю, – говорит Сардар.

‑ А чего тут не ясного, – слышится голос Чеку Барласа – Хорошо мы всыпали этому… Камардину, правильно говорю, Тимур? Пусть почешет свой зад!

Смеются.

Табун как бы растворяется в степи… Растворяется в вязкой ночи и вой волков…

8

Разгромленная стоянка камарадинцев.

Над знакомым нам раненым в предплечье с большой родинкой на щеке юношей склонились его соотечественники, пытаясь того привести в чувство. Однако напрасно: тот едва шевелит губами и, что‑то сказав невнятное, умирает. Тотчас происходит нечто, характерное шамано – мусульманским обычаям: причитания и т.п…

9

Но вот среди скорбящих камарадинцев определилась группа людей – предводителей. Среди них – один или двое юношей. На почетном месте‑ старец…

‑ Что успел сказать умирающий мусульманин? – спрашивает один из них.

‑ Ничего, – следует ответ.

‑ Ни слова?

‑ Это барласовцы! Это их рук дело…

‑ Барласовцы…. барласовцы, вам нечего больше сказать… – старец явно недоволен. – И безмозглая женщина скажет – не уйдет далеко от истины – барласовцы! И все‑таки, укажет, кто из них…

‑Имя его… что‑то на «Т», – вставляет один.

‑ И на «Д», – поспешно добавляет другой.

И снова воцаряется пауза, которую нарушает старец:

‑ Ясно: это из тех, кто умеет натянуть тетиву лука… Взрослые мужчины…

‑ Нет! Нет! – вдруг вскакивает с места юноша, который выделяется среди других не только молодостью, но и статью, благородными чертами лица…

Люди медленно оборачиваются к нему…

‑ Ты знаешь кто?

Юноша считает за благо отмолчаться.

10

К вершине медленно поднимаются двое юношей. Один из них тот, с которым мы только что познакомились в предыдущей сцене, у старца.

‑ Ты думаешь, что это сделал Долон? – спрашиает у него товарищ.

‑ Нет, не Долон. Помнишь, скотный базар на окраине Самарканда. Помнишь парня, который глотал слюни при виде игреневого коня?

Товарища наконец‑то осенила догадка:

‑ Ты думаешь, что это дело рук молокососа? Ты этому веришь, Камарадин?

‑ Мы все когда‑то были молокососами, мы все когда‑то держались за сиськи матери.

‑ Но мы тюрки, а не барласовцы! И наш тотем – волк!

‑ Хорошо, пусть будет так – это не имеет большого значения. Барласовец – тот же тюрок! Мусульманин! Он также верен принципам Ислама!

‑ А что имеет значение?

‑ То, что он умеет натянуть тетиву лука – вот что!

‑ И все?

‑ Нет не все, Садридин. Важно то, что я узнал этого человека…

‑ Ты знаешь, кто он?

‑ Да, его зовут… Тимур! Ты хорошо слышишь?

‑ Значит, все‑таки…

Камарадин воздевает руки, сжатые в кулак, кричит, почти впав в транс:

‑ Тимур! Будь проклят! Клянусь, я найду тебя и ты ответишь за сое злодеяние!...

11