Традиций в Африке продолжают упорно придерживаться, но традиционное хозяйство, сталкиваясь с современностью, неизбежно терпит крах. Трудно найти сейчас в саванне не тронутую влиянием цивилизации племенную или сельскую общину. Молодежь уходит на заработки и приносит в деревню деньги. Это позволяет делать закупки и у бродячих торговцев, и в магазинах небольших городков. Правда, отношение к деньгам в африканской деревне пока совершенно своеобразное и не соответствует представлениям ученых-экономистов. Я как-то вел беседу с молодым мужчиной из захолустной деревни. Через некоторое время он попросил:
— Не могли бы вы дать мне парочку этих красивых банкнотов?
Пока я размышлял, как ему отказать, так как собеседник просил как раз половину той суммы, которую я смог бы потратить за день, он возобновил разговор:
— Я не понимаю этих европейцев с деньгами, почему они их так берегут, когда могут иметь ровно столько, сколько захотят?!
Я выразил свое удивление. Тогда молодой африканец добавил:
— Надеюсь, ты не станешь мне говорить, что не можешь напечатать столько, сколько захочешь? Я же сам видел в Котону — там печатали столько газет, сколько могли продать! А деньги — это ведь тоже отпечатанная бумага. Правда, в городе за них можно получить много всяких приятных вещей.
Очень интересны и необычны представления таких африканцев о нас, европейцах, о Европе, о происходящих в мире событиях. Иногда они весьма далеки от действительности. С одной стороны, вторая мировая война развеяла миф о непогрешимости европейцев. Люди, которые убивают друг друга, по законам африканской деревни, не обладают большим умом. С другой стороны, война нанесла довольно сильный удар по этим представлениям. Солдаты де Голля носили в своих ранцах боевой устав, научились его читать и пересказывать. Сейчас многие из них вернулись домой и стали признанными авторитетами. Времена в деревне изменились, говорят они, теперь все должны читать, писать и считать, чтобы никто не мог вас обмануть.
Когда загорится первая звезда, кто-нибудь из стариков обычно начинает сказку из истории «татсуния». Слово это в переводе с хауса означает «звезда», и поэтому местные жители не любят рассказывать их до восхода звезд. Стоит замолкнуть одному старику, как другой уже начинает свое повествование об истории Арева, края, который первоначально был населен не хауса, а языческими племенами, постепенно смешавшимися с пограничными племенами хауса. Народ этот имел свой собственный язык, так называемый «маури»…
Огонь костра разгорается, тени пробегают по раскрашенным лицам внимательных слушателей. Каждому интересно, откуда пришли их прадеды.
Но вот сказка кончилась. Всем уже хочется спать. Жители деревни начинают заворачиваться в свои бурнусы. Тянет прохладой, через минуту будет совсем холодно, а к утру и небольшой морозец. Мы тоже идем спать. Утром, чуть только рассветет, люди, все еще завернутые в бурнусы, уже выходят из хижин, толстые глиняные стены которых не только спасают от полуденной жары, но и сохраняют тепло, полученное днем.
Мы прощаемся со своими вчерашними собеседниками и едем дальше…
Почти два месяца прошло с тех пор, как я ездил по «дороге арахиса» в Арева и по другим областям хауса. Остались позади города, деревни знаменитого когда-то государства Гобир, где родился реформатор Осман Дан Фодио. Города и городишки, даже знаменитые, представляют скопление глиняных домиков с побеленными или просто обмазанными коричневой глиной стенами, напоминающих чем-то современные бунгало.
Я миновал Бирнин-Конни. Указатель на дороге помог найти поворот, откуда шоссе ведет в центры хауса — Сокото и Мадаву, напоминающие большие деревни, сосредоточенные на маленьком клочке земли. В конце пути лежало Маради с несколькими современными зданиями и весьма живописным базаром. Дорога отсюда идет к редчайшему озеру в сухой саванне — Мадарунф. Десятки деревушек этого бедного края высохших долин, которые покрываются зеленью лишь раз в год, прилепившиеся около дороги и отстоящие от нее, полны людей, готовых поделиться тем немногим, что сами имеют. Здесь царство степных кроликов и ласок, перебегающих дорогу перед машиной. Земля породистых коней с гордыми наездниками, ушастых осликов, медленно и важно шествующих по шоссе с поклажей на спине.
— Это край, где действительно забываешь о сумасшедшей технике и цивилизации, куда всегда с удовольствием вернешься опять… — сказал однажды вечером Ж. Рух перед нашим отъездом из Ниамея.
Cogito, ergo sum[20]