Танец белых одуванчиков

— Все, Тамара, все. Ты видишь — ничего не получается. Мы пробовали, мы с тобой честно пытались. И нет нашей вины в том, что ничего не получилось. Разве только та вина на нас, что не разобрались раньше, еще до свадьбы. Что не поняли, насколько мы с тобой разные.

Да, все правильно. Развод. Пора, самое время. Только развод, он уже давно назрел. А Светка тут вообще не причем. Никаким боком непричастна к его решению. Не к ней ведь он уходит. Он вообще не намерен никуда ни к кому уходить. Он останется в своей квартире и все будет, как прежде. Тамара отправится в свой дом, к папочке Зельдову под уютное крылышко, к домработнице, которой ей здесь так не хватало. Все будет, как прежде. Он будет жить один, будет работать. У него много работы, ему некогда отвлекаться на такие мелочи, как семейная жизнь. Ему вообще не до женщин. Нет, конечно, не вообще, а так… То есть, жениться у него надобности нет, но и в монахи записываться у Кирилла намерений тоже нет, по крайней мере, в ближайших лет тридцать. Но разве раньше, до Тамары, у него бывали с этим проколы? Ведь это так просто, найти кого-то на вечерок-другой, сугубо как лекарство от одиночества. Разовое лекарство, каждый раз разовое. Очень просто найти себе подругу на вечер. А впрочем, зачем разовое? Даже и искать-то не надо — вон, Светлана, всегда ведь рада его визитам. И ему хорошо, и ей не накладно. Она ведь ничего от него не требует, ничего не ждет. Пришел — спасибо, не пришел — что ж, дело хозяйское. Так что она тут абсолютно не причем. Он не из-за нее разводится с Тамарой. Не из-за нее. И даже Тамара не сможет ее обвинить в развале их семьи. Вздор — с какой бы стати Тамара стала ее обвинять? Она ведь даже не догадывается об их связи.

Все эти мысли пронеслись в голове Кирилла буквально за пару мгновений. Как раз столько времени понадобилось Тамаре, чтобы прийти в себя.

— Что значит "всё"? — прошептала она неуверенно. — Ты о чем, дорогой?

Кирилл вздохнул. Вот только скандалов сейчас и не хватало.

— "Всё" — это "всё". Что тут может быть непонятного? Мы с тобой уже собирались разводиться, вот и надо было сделать это сразу, не рассусоливать. Напрасно мы с тобой не сделали этого раньше.

— Развод? Ты что, миленький? Какой развод? — возмутилась Тамара. — Ты забыл? Мы же с тобой одной крови, ты и я. Мы же с тобой одинаковые! Мы должны быть вместе!

— Да брось ты, — как-то равнодушно усмехнулся Кирилл. — Тоже мне, Маугли нашлась. Брось, Тамара, брось. И кровь у нас с тобой разная, и характеры разные. И вообще ничего общего, кроме постели. А это, согласись, слабый повод, чтобы удержать нас надолго в одной связке.

Тамара опешила. Какой развод, какой развод?! Только этого ей для полного счастья не хватало! И так последнее время все идет наперекосяк, а тут еще Кирилл взбрыкнуть надумал! Можно подумать, ей самой так уж нужен этот брак! Можно подумать, она получает очень уж большое удовольствие, целыми днями просиживая в гордом одиночестве в этой двухкомнатной халабуде! Да она бы уже давным-давно сама все бросила к чертовой матери — нужен ей этот Андрианов, как слону пуанты! Так ведь папенька… Ведь нужно же… Папа сказал, что сейчас нельзя разводиться… Надо потерпеть хотя бы четыре годика, пока дядя Илюша не выйдет из-за решетки. Иначе ведь им всем придется очень несладко…

— Что ты, Кирюнчик? — возопила она. — Что ты? Что ты?.. Что ты такое говоришь, миленький? Ты же только что сам доказывал, что кровь у всех одинаковая, а теперь говоришь, что разная. Бог с тобой, Кирюничка, что ты такое удумал? Да мы же с тобой созданы друг для друга! Мы же безумно друг дружку любим — ты же не станешь этого отрицать?! Сейчас, миленький, сейчас я тебе докажу…

И чуть подрагивающими пальцами, забыв о дорогущих своих наращенных ногтях, Тамара привычно стала расстегивать ремень Кирилла. Поломала ноготь о пряжку, чертыхнулась, но и не думала бросать начатое.

Кирилл презрительно смотрел сверху вниз, наблюдая за ее действиями, но даже и не пытался ее остановить. Быть может, наслаждался ее унижением? Хотел унизить еще больше? Так или иначе, дождался, когда ее холодная липкая рука прикоснулась к его плоти, и только тогда отодвинулся от нее на шаг: