Танец марионеток

Всё это – современная история. Однако из древности до нас дошли свидетельства о темных временах беспощадного, жестокого язычества, царившего в Каэллархе на протяжении тысячелетий, прежде чем здесь появился столь же жестокий, хотя и более организованный в своей беспощадности монотеизм. Языческие времена – это не только эпоха многобожия, человеческих жертвоприношений и танцев нагишом вокруг костра, но и период мощной магии, которой боги охотно одаривали своих последователей. Сейчас магия в Эрее находится в руках некромантов, закрытой, элитной касты, и все они состоят на королевской службе. В Каэллархе же долгие годы магии и вовсе не было, именно поэтому, среди прочего, провинция не может сбросить иго Эреи. Поэтому нет ничего удивительного в том, что кто-то из лагеря повстанцев, услышав рассказы о могущественной магии, которой владели его предки в языческие времена, захотел оживить ее.

Но вера в легенды о былой славе – это скорее проявление отчаяния, нежели солидный план сражения. Тем не менее Варак, кажется, был уверен, что «О появлении монстра» – это ключ к открытию тайн утраченной мощи, и, скорее всего, Круг разделял его убеждения. А поскольку про Круг мы знали только то, что он существует и строит заговор против эрейской власти, то любой след был для нас хорош. Лично я считал идею использовать силу мертвой религии для борьбы с захватчиком совершенно нереалистичной. Я мог представить только два сценария, которыми эта история могла бы закончиться. Сценарий первый: могущество языческих богов оказывается такой же выдумкой, как и величие монотеистического бога, и эрейские войска давят остатки сопротивления своими тяжелыми сапожищами. Сценарий второй: отчаянные бунтари пробуждают и выпускают в мир какую-то древнюю силу, которую не могут контролировать, а их жизнь превращается в такой кошмар, что они вспоминают оккупацию, как золотой век.

* * *

Следующие дни были для меня очень плодотворными, хотя лично я не покидал стены монастыря и особняка Мальдолини. Каждый по-своему справлялся со смесью скуки и тревоги, сопровождавшей нас неотлучно и ставшей неотъемлемой частью службы в Каэллархе. Герард целыми днями сидел, запершись в башне, и размышлял над гипотетическими сценариями открытого бунта по всей провинции. Ника увлеченно выстраивала сеть информаторов и повсюду находила заговоры и угрозы. И я сам нуждался в каком-то занятии, которое могло бы спасти меня от повседневной рутины: проверки постов, назначения патрулей и оформления пропусков. Для всего этого у меня были сержанты, которые только потому и получили свое звание, что на них можно было возложить определенные задачи и не беспокоиться, не облажаются ли они часом. Следуя этой логике, я приказал Зеленому получить сведения о древнем тексте. Впервые в истории своей службы в полку сержант получил возможность доказать полезность своего академического образования. Для Чи же нашлось более достойное поручение – сжечь дотла бордель «Под бутоном розы». Я заранее согласовал этот вопрос с Никой, которую не нужно было специально убеждать. Конечно, я привел аргумент, что поджог борделя позволит нам получить ценную информацию от Араи, но у меня сложилось впечатление, что капитан согласилась бы на это, даже если бы мы ничего не получили взамен. С ее точки зрения такой пожар просто сократил бы количество мест, где наши люди непродуктивно тратят время. Однажды ночью Чи взяла несколько доверенных людей, убедилась, что никто из наших не сидит в «Бутоне», и подпалила его, используя горючее зелье, приготовленное Йорланом. Всю ночь моросил дождь, но к утру от здания все равно осталось только пепелище.

Между тем патрули ежедневно приносили все больше сообщений о жестких стычках, в которых эрейцы обвиняли провокаторов из Городской стражи. Если случайное столкновение со стражей, оставшееся на счету Оуанги, еще можно было квалифицировать как несчастный случай на работе, то дальнейшие события свидетельствовали уже о массовом проявлении враждебности. На следующий день после неудачной операции прокатился слух о драке одного эрейского солдата с группой стражников, закончившейся смертью двух из них. Вышеупомянутый солдат был сержантом кавалерии по имени Джанфранко Лаццала, хотя в некоторых кругах его называли Олухом.

Затем до нас стали доходить все новые и новые истории о столкновениях между стражниками и эрейцами. Конфликт Стражи и нашего полка был практически традицией, но до сих пор местные предпочитали не провоцировать королевских воинов. Но недовольство населения нарастало, и симпатии стражников все чаще оказывались на стороне Каэлларха, а не Эреи. Все мы – и солдаты эрейской армии, и бойцы Седьмого полка – задавали друг другу один и тот же вопрос: как долго Толстый Альф будет терпеть это?