Граф Альфред де Верде был командующим гарнизоном Д’уирсэтха и высокопоставленным военачальником провинции. Аристократическое происхождение не мешало ему быть в душе солдатом и иметь ум блестящего стратега. Даже наш полковник восхищался его талантами, хотя обычно откровенно презирал всех своих начальников. Для эрейской армии граф был живой легендой со времен континентальных войн, когда он впервые прославился серией победоносных кампаний при подавлении мятежей в послевоенный период воссоединения Королевства.
По Д’уирсэтху гуляло множество слухов о статусе де Верде при королевском дворе. С его заслугами можно было бы стать главнокомандующим всего Королевства, а не начальником гарнизона в захудалой провинции. Почти все гипотезы (за исключением откровенно бредовых, согласно которым граф – или оборотень, или лишенный самоконтроля эротоман) сводились к политическим соображениям. Он был любимцем старого короля, но после смерти последнего и установления регентства графа, очевидно, признали опасным и потому отправили в удаленный и опасный для здоровья Каэлларх.
Впервые я имел дело с де Верде два года назад во время крестьянского восстания в Лодентале. Тогда крестьяне захватили всю провинцию и вынудили наш полк вместе с оставшимися в живых королевскими войсками спрятаться за стенами губернаторского замка. После нескольких недель отчаянной обороны мы уже ели подошвы собственных сапог, когда де Верде пришел с подкреплением и разгромил повстанческую армию с такой легкостью, словно ему угрожала свора малышей.
Все без исключения эрейцы были уверены, что, если бы гарнизоном Д’уирсэтха командовал кто-то иной, а не де Верде, город уже давно бы сгорел, а королевские чиновники болтались на фонарях. Именно репутация графа и его блестящие организаторские способности до сих пор позволяли сохранять спокойствие в провинции.
У легенды о великом полководце был только один изъян. Человек со столь богатой биографией должен иметь столь же впечатляющее прозвище, например Альберт Великий или Альберт Завоеватель. К сожалению, помимо военного гения, граф отличался еще и тем, что любил хорошо поесть, а потому вошел в историю как Толстый Альф.
Поэтому, пока в это тревожное время Городская стража испытывала терпение эрейцев, все взгляды обратились к Цитадели, где размещался штаб Толстого Альфа. Теоретически верховной властью в провинции обладал гражданский губернатор, но для всех было очевидно, что ни одно из своих решений он не мог провести без согласия де Верде, а Толстый Альф, в свою очередь, делал все, что хотел, не спрашивая разрешения у губернатора. Власть не могла не отреагировать на строптивость Стражи, и ответ этот должен был прийти из Цитадели, а не из дворца губернатора.
Вскоре конфликт со стражниками затронул и мою роту. Я сидел в фиолетовой комнате и читал какой-то трактат о древней религии Каэлларха, который Зеленый в буквальном смысле выкопал из библиотеки, расположенной в рухнувшем подвале, когда появился Офал с плохими новостями. Он встал напротив меня со своим донесением, практически полностью заслонив свет из окна, что не мудрено с его двумя метрами роста и почти двумя центнерами веса. Вам, конечно, знаком этот тип людей – им хватит сил, чтобы в одиночку повернуть реку вспять, но если они встали в дверях, то проще прорубить дыру в стене, чем заставить их сделать шаг в сторону. Кстати, насчет него ходили слухи, что своими габаритами он обязан именно святой воде.
Офал откашлялся и монотонным голосом начал описывать события минувшей ночи. Патруль Городской стражи попытался задержать нескольких особо одаренных наших бойцов, бродивших в полночь по улицам города, очевидно, совершенно пьяными. Стражники сначала не заметили отличительных знаков полка, поэтому обошлись с моими людьми так же, как с любой другой нетрезвой компанией, шумящей на улице посреди ночи. Однако в ответ Стража услышала пламенную речь Дерека:
– Что, мужичье, не видите, что мы из гарнизона? Валите к себе в стойло и займитесь чем-нибудь полезным. Гоняйте лучше всяких охламонов, мало, что ли, их вокруг? А еще не помешало бы отловить всех бродячих собак, что рыскают по улицам.
О незаурядных ораторских способностях Дерека мне слышать не приходилось, потому я не поверил, что он в состоянии полного опьянения мог столь изящно отчитать стражников, но остальные участники происшествия клялись, что всё было именно так. Лично я ставлю на то, что дерзкий ответ Дерека сводился скорее к фразе: «Пиздуйте, долбоебы!» Но кто я такой, чтобы подвергать сомнению показания свидетелей?
Так или иначе, Дерек очутился в каталажке, а стражники отказывались выпустить его, пока он официально не извинится за свои слова. Разумеется, он не собирался этого делать. И никто в полку не стал бы приносить извинения за него. Наше подразделение не могло потерять лицо, а потому не оставалось иного выхода, как только обратиться в участок и попытаться призвать к благоразумию дежурившего офицера. И только в случае неудачи можно было прибегнуть к менее деликатным средствам.