Девушка пожимает плечами. Помогает мне встать. Я отпускаю руку Марка, заляпанную моими слезами. Кольцо отбрасывает блик, когда одна из капель соскальзывает вниз. Привиделось? Да. Слабое солнце из окна играет на золотой поверхности.
— Здесь одни трактора. У старого мельника вазик был, но тот давно стоит разобранный. Там дети играют в прятки. Я — Соня. Пойдем. Накормлю тебя, а то ты совсем зеленая. Все образуется. Главное, верь в лучшее.
Если бы это было так просто. Бесшумно иду за ней.
На кухне светло и просторно. Под окном большой стол, по периметру кухонный гарнитур сиреневых оттенков: куча ящиков и отсеков.
— Сядь пока сюда, я тебе обработаю ожоги, — девушка пододвигает табуретку.
Ноги словно поленья Пинокио, хрустят и не хотят сгибаться. София приспускает осторожно края ночнушки и распыляет чем-то над моим плечом. Белая пена холодит, и жжение, постепенно становится терпимым.
— Марку повезло с тобой. Ты его очень любишь, — говорит девушка и расставляет передо мной тарелки.
Я поджимаю губы, чтобы не болтнуть лишнего. Не могу навлекать на чужих людей опасность. Не знаю, что будет, если признаюсь. Не знаю, кто поджег дом. Не знаю, кому верить. Так что, я решаю молчать, как и в тот раз, когда решила не признаваться в больнице. Это необъяснимое внутреннее чутье, что нельзя болтать — нужно просто переждать. Хотя был ли смысл молчать тогда?
Пюре и котлеты очень вкусно пахнут. Чувствую, что сейчас наброшусь на тарелку и, как голодный зверь, буду рычать, чтобы не забрали. Но сдерживаюсь.
— Спасибо вам огромное.
— Не за что. Любой бы так поступил. Вот только меня твой муж беспокоит: слишком долго не приходит в себя. Ты ведь с ожогами — понятно, сутки провалялась в бреду. А вот он — без единой царапины, но его дыхание и пульс, — Соня на миг замолкает, качая головой. Она садится возле меня и кладет руку поверх моей. — Его пульс отдаляется. Понимаешь, о чем я?
Я недоуменно смотрю в светлые глаза девушки. Мотаю головой.
— У нас в деревне знахарка есть — Зоя. Я ее сразу позвала. Она к тебе зашла, что-то почитала над тобой и попросила не тревожить пока не очнешься, а к Марку в комнату только заглянула…
Задерживая дыхание, шепчу:
— Не понимаю…
— Бабулька сказала, что уже не может помочь.
— Как это?! — я подрываюсь, но Соня тянет меня вниз и усаживает на место.
— Погоди, не волнуйся. Руслан уже второй день из-под машины не вылезает. Верь, что все будет хорошо.
— Нет, не будет. Без него ничего не будет хорошо, — я заламываю руки. Плечо начинает свербеть и печь. Кусаю губы. Сердце снова бьется слишком громко.
— Сейчас нужно поесть, а там решим, что делать. Вдруг скорая доедет.
— Ну, нас же привезли сюда как-то! У вас же здесь не край мира?!
— Не край, но перебои с транспортом бывают. Особенно после дождей. Размывает дамбу и намывает муляки на дорогу столько, что пока не высохнет — проехать нельзя. А вчера так лило, что в двух метрах ничего не видать. Стена стояла. Кстати, хоть ваш пожар потушило. Что у вас там произошло?
— Не знаю. Я спала, когда начало гореть. Меня Марк из дыма вытащил, а потом я смутно все помню, — естественно промолчала о том, что мы не смогли выбить окна и не уточняла, где я спала.
— Кстати, мне пришлось выбросить твою одежду, она слишком измазалась, — девушка странно всмотрелась в мое лицо. — Я тебе своих сарафанов дам. А еще нам удалось вот это вытащить из дома, — она бросает взгляд в угол. Там горкой сложены мой рюкзак и сумка Марка. — И вот. Это было в старой одежде, — девушка протягивает мне две карточки. Одна — визитка Пестова, а вторая, тонкая бумажка с телефоном медсестры — Марины, которую та всунула в карман джинсов, когда снимала с меня швы. Сказала: «На всякий случай». Вот и подвернулся он.
— Не знаю, как и благодарить, — шепчу, зажимая карточки между пальцев.
— И не нужно. Ладно, погоди. Пойду Даньку и мужа к столу позову.
Выглянув в окно, вижу, как Соня выходит на порог и идет вдоль дома.
Кому же позвонить? Следователю или медсестре?
Вряд ли кто-то поверит в ерунду, что Марк насильно держит меня в плену, выдавая себя за мужа. Значит, выбор падает на Марину. Вдруг она сможет помочь Вольному прийти в себя, и тогда уже мы с ним разберемся. Я не позволю ему больше издеваться. Либо он возвращает мне мою жизнь, либо… Опускаю беспомощно голову в ладони. Это тупик. Умирает Марк или приходит в себя: меня это не спасет.
Руслан оказался крепким мужчиной невысокого роста с хорошим пивным брюшком и светлым лицом. У него пушистая рыжеватая короткая борода и длинные волосы, связанные на затылке в тугой хвост. Смотрелся он смешно, но, на первый взгляд, располагал к себе.
Пока мы обедали, я пыталась понять помнит ли Даня о случившемся в саду. Малыш, не подавая вида, наминал картофель.
— Мам, сметанки можно еще?
— Скажи «пюр-ре» и наложу добавки, — улыбнулась Соня.
— Пю-л-ле, — попробовал мальчик.
— Нет, там «эр» звучит. Ты же можешь, большой уже. Пю-р-ре.
— Мам, — Даня зыркнул на меня, — давай потом? Так можно сметаны?
— Ладно, лентяй.