Не стану отвечать. Слишком больно. Пусть буря в груди уляжется и позволит мне выдохнуть.
Шепчу:
— А малыш?
— Данька? — Марк громко смеется. — Он смышленый очень. За пару тысяч сыграл отлично, даже не пришлось внушать.
— Ах, ты! — бью кулаком его по груди. — А пожар? Эти трупы в квартире?
— Двое в переулке — это моя работа. А вот остальное — я и сам пока не разобрался. Кто-то охотится за тобой. Есть подозрения почему, но сейчас рано еще говорить. Да и сначала надо…
— Как это? — я округляю глаза.
— Да просто. Кстати, вошли они с помощью магии. Мы потому не услышали, и пожар тоже маги подстроили.
— Я о другом. Что значит «твоя работа»? — хочу выбраться из-под него, но Марк не отпускает.
— Мне нужно было твое доверие и расположение. Ты упорно не хотела внушаться, — Марк мило улыбнулся и прилег, увлекая за собой на кровать. — И упорно отрицала замужество.
— Один лапал меня и… — возмущаюсь я.
— Я за это ему чуть руку не откусил, — небрежно бросает Вольный и мечтательно закатывает глаза. — Вики, почему ты не встретилась мне в другой жизни?
— Других жизней не бывает.
— Да кто знает. Магов ведь тоже вроде как — не бывает, — закрывает веки и расплывается в блаженной улыбке.
— Ты так спокойно об этом говоришь, а для меня все равно звучит, как…
— Сказка? — не открывая глаз, уточняет Марк.
Повернувшись на бок, прикладываю ухо к его груди. Громко бьется его и мое сердце: они, словно сливаются в хаотичном танце, похожем на безумие.
— Да, — наконец, отвечаю я. Втягиваю носом его терпкий запах. Почему он казался мне сладким? Провожу пальцем по рельефным мышцам, но Марк перехватывает руку.
— Остановись, а то я не ручаюсь…
— А ты вернешь память моим родным? — Марк впивается синим взглядом. Вот она реальность. Вот он настоящий, а не тот, который играет тысячи ролей и пытается быть душкой.
— Пока ты не откроешься, ничего не поменяется. Прости, дорогуша.
— Ясно, — сползаю с кровати и начинаю одеваться.
— Вик, тебе всего лишь нужно вспомнить все до конца. До дна подсознания, — он хватает меня за плечо, но я резко встаю. Его пальцы цепляют несколько локонов волос. Кривлюсь от боли и отхожу подальше.
— И что ты предлагаешь? Не вылезать из постели пока я не вспомню? — зло выдавливаю я.
Вольный растягивается по кровати кошкой. Мурчит, а потом, хихикая, говорит:
— По мне так лучше так, чем…
Я сужаю глаза. Он серьезно?
— Ты хотел сказать, чем бить меня? Хорошо, ничего не скажешь!
— Вика, перестань. Ты сейчас ведешь себя, как глупая дурочка. Подумай, я ведь выход предлагаю и выход — приятный.
— Нет! Ублюдок! Издевался, а теперь думаешь, что я добровольно ложится под тебя буду? Самомнение у тебя, конечно, выше крыши, но я не позволю больше.
Вижу, как смыкаются его брови на переносице, как блестят лихорадочно глаза. Он поворачивается. Спуская ноги на пол, чешет заросший подбородок и впивается в меня яростным взглядом.
— Ты знаешь, что будет, если воспротивишься.
— Мне все равно! — выплевываю слова ему в лицо и ухожу из комнаты.
След летят витиеватые маты и брань. Но шагов не слышно.
Меня колотит до предела. Кажется, сердце сейчас разорвется в груди, и я упаду замертво. Я знаю, что будет дальше. Знаю. Не могу смириться со своим бессилием. Вольный ведь только притворяется хорошим. Помню каждый его удар, помню каждое колкое слово. Помню пощечины и… подвал. И сейчас слышать о том, что человек может такое делать просто по заказу — это для меня слишком. Я не хочу быть подопытной крысой.
В пелене слез добираюсь до конца коридора. Передо мной дверь, наверное, ванная. Нет — кладовка. Еще одна дверь — кухня. Умываюсь под умывальником, и выпиваю стакан воды. Долго держу его в окаменевших пальцах и смотрю в водосток.
Марк не отступится от своего задания. Ему на меня плевать. Я должна быть сильной. Нельзя впускать в сердце человека, который хочет только попользоваться. Придется такой быть, иначе я сломаю крылья и больше никогда не смогу летать. Бабочке не выжить после объятий огня.
Давно ушла из парных танцев из-за таких же отношений. Влад выпячивал свою значимость и выбирал выигрышные для него танцы. Я шла — как дополнение. Однажды он не удержал меня, и я рухнула на паркет, чудом не сломав бердо. Получила тогда вывих лодыжки и месяц провалялась дома. А потом случайно узнала, что его в партнеры взяла известная танцовщица Лада Кренс, и я до сих пор подозреваю, что мое падение было неспроста. Но кому, что докажешь? Я просто решила дальше танцевать только соло, хотя иногда приходилось и в группе, но в паре — это был настоящий ужас. Я боялась таких постановок, как огня, и ни с кем не заключала подобных договоров.
— Медди, — от голоса Марка за спиной меня подбрасывает. Стакан выскальзывает из рук и падает на кафель. Звон, и тысяча осколков разлетаются вокруг босых ног.
— Уходи, прошу тебя, — выдавливаю сквозь зубы, а сама отворачиваюсь в окно.
— Не вынуждай меня, Виктория. Ты сама запутываешься в этой паутине. Давай просто побудем вместе несколько дней. Я прочитаю то, что прячется в твоей голове, а затем все верну назад: твою жизнь, родных, танцы…
— Я тебе