Танец мотылька

Чувствую, что Марк подходит ближе. Машинально отодвигаюсь и наступаю на острые осколки. Они хрустят, как чипсы.

— Стой, глупая, порежешься, — он подходит ближе и тянется рукой.

— Не приближайся, — делаю еще несколько шагов. Стекло лопается и впивается в стопы, но я ничего не чувствую. Когда-то, в прошлой жизни, эти травмы были бы для меня слишком ужасными. Я бы верещала и ни за что добровольно не пошла бы по битому стеклу. А сейчас меня разрывает такая злость на свою судьбу, что просто не могу остановиться. Спляшу джайв на раскаленных углях и не заплачу. Жаль только этот танец не исполняется соло, но я все равно станцую. Спляшу последний раз на своем же костре.

Дальше окно: тупик. Уйти некуда. Марк не подходит. Глядит то на осколки, то на меня и скрипит зубами.

Секунда, две, три, а, кажется, проходит вечность. Я открываю окно и смотрю на высоковатый цоколь первого этажа. Можно прыгнуть. Хорошо бы еще удачно приземлиться.

— Крылова, не выдумывай, я тебе не позволю. Ты все равно не сбежишь, только покалечишься.

— Твоя дежурная медсестра меня полечит, — дерзко смотрю в его холодные глаза.

Сквозняк теребит мои волосы. Они лезут наперед и прикрывают часть лица.

Марк стоит на входе, опираясь плечом в косяк. Он уверен, что я никуда не денусь. Да и стоит лишь опрокинуть стол, он сможет легко меня поймать.

— Она тоже не всесильна. Тем более, после того, как подлатала нас, ей еще долго восстанавливаться.

— Мне неинтересны эти подробности, — сажусь на подоконник, руки складываю на груди. — Скажи, авария тоже подстроена?

Вольный скользит взглядом по моему телу. Замечаю хищный блеск в его глазах. Затем он опускает глаза ниже, и я вижу замешательство.

— Вика, давай вытянем стекло? У тебя кровь идет, — он протягивает руку, а мне хочется вжаться в окно так, чтобы выпасть наружу и сломать себе шею. Чтобы он больше не прикасался ко мне. Никогда. Больнее всего то, что он мучил меня лаской и где-то внутри маленькие бабочки все еще бьются в стекло от его беспокойного вида. Может он не так плох, как мне кажется? О чем я думаю? Оправдываю палача?

— Нет, я лучше покалечусь, чем позволю тебе меня лапать. Ты не ответил на вопрос.

— Тебе бессмысленно что-то говорить. Я думал ты умнее, но, оказываться, дура, как и все объекты.

Объекты? Словно люди — игрушки, которыми можно играть. Можно ломать и крошить — все равно мы ничего не будем помнить.

— И что, защититься от вашего влияния невозможно? — вдруг спрашиваю я.

— Возможно, — Марк ехидно скалится. — Но я тебе эту тайну не открою.

Он, не сводя с меня глаз, лезет под мойку и вытягивает метлу.

Меня словно подменяют: я хватаюсь за подоконник и молниеносно прыгаю на него, позволяя осколкам врезаться в стопы еще глубже.

Красные капли размазываются по белому пластику: вот, где настоящий шедевр, а мои танцы — полная ерунда. Я хочу прыгнуть и делаю это, но зависаю в воздухе.

— Ты доигралась, — мужчина снимает меня с окна. Несет в комнату и там бросает на кровать.

Только сейчас боль от порезов начала накатывать шоком, сводя челюсть. Немеют пальцы. Подошву простреливает, и я чувствую, как стекает по пятке кровь на пол. Но я буду терпеть до последнего и не издам ни звука. Не позволю ему себя жалеть.

Вольный подготавливает бинты и перекись. Приседает возле меня и осторожно вытягивает осколки. Он тихо шепчет, золотистая нить сползает с его рук и обматывает ногу.

А мне хочется вцепиться ему в глотку и кричать-кричать-кричать…

— Пусти… — шиплю, как гюрза. Привстаю и одергиваюсь. — Не нужно меня лечить. Только зря потратишь силенки. Я потом все равно сбегу.

Марк ничего не отвечает, крепче зажимает стопу и тянет на себя, продолжая шептать.

— Я… сказала — отпусти! — вырываю ногу и перекатываюсь на другую сторону кровати. Сажусь и качаюсь из стороны в сторону. Бросаю взгляд на кровавый след под собой и понимаю, что наделала. Вою.

— Вика, остынь.

Вольный подходит ближе.

— Прочь! — не мой голос, чужой.

Марк какое-то время колеблется, затем все же приближается. Толкает меня. Я заваливаюсь, как мешок с мусором, на кровать. Вольный нависает надо мной, скользя горячим дыханием по губам. Жду прикосновения и вцепляюсь зубами в его плоть, хорошенько дергая.

— Вот ты… — брякает он, но не отступает. Наклоняется и целует влажными губами плечо. Капля его крови бежит по коже и стекает по спине.

Я кричу и царапаюсь. Марк зажимает мои руки над головой и рычит в лицо:

— Вика, прекрати!

Вижу, как из его глаз сыплются снежинки. Они прыгают мне на лицо. Хочу зажмуриться и не могу.

— Впусти и все сейчас же закончится! — разъяряется Вольный, прижимая руки до хруста. — Ты меня забудешь! Забудешь все, что я тебе причинил. Снова будешь танцевать, снова будешь счастлива. Только впусти… — последнее выдыхает шепотом.

— Не-е-ет! Я никогда не была счастлива и не буду. Я. Просто. Не. Хочу!

Марк чуть прижимает мое горло. По его острому подбородку ползет кровавая змейка, на губе пузырится рана.

— Можешь не хотеть. Твое право. Никто не забирает его у тебя. Но сейчас ты сама продлеваешь это мучение.