Танец мотылька

— Я откуда знаю! — взрываюсь. — Может, старые счеты, — чувствую, как накатывает дрожь. Толчками, вихрями. Кровь приливает к лицу, щеки пылают, а сердце заходится в немыслимом галопе.

Я не сильно близко знала Зимовских, но они сделали для меня немыслимо много. Появляется необъяснимое чувство, будто вырвали кусок меня и растоптали.

— Нет никаких счетов, — вдруг говорит Марк.

Его голос обдает меня ледяной водой. Хочется задушить его здесь же, ведь с него все началось. Все были бы живы, если бы не он и это жуткое задание.

— Почему ты не доводишь начатое до конца? — скриплю сквозь зубы я.

— О чем ты? — невинное дитя. Смотрит так, словно не было этих избиений, криков и мучений.

— О заказе! Или ты, урод, будешь говорит, что за это время что-то поменялось? Я никогда в это не поверю! — меня несет бурной рекой ярости. Приподнимаюсь. Смотрю на Марка свысока. Так даже лучше получается чувствовать себя сильнее — злее, неистовей.

— Крылова, сядь, — спокойно говорит маг и трет гладкую щеку ладонью. Он показывает всей своей сущностью, что мне его не испугать.

Но получилось же тогда его оглушить! Вдруг получится и сейчас? Почему не добила тогда?

Я делаю короткий шаг вперед. Места слишком мало в тесном купе. На миг кажется, что не я Марка, а он загоняет меня в угол вот этим ожесточением, что распирает изнутри и так хочется его потушить.

— Не сяду! Если я перехожу, превращаюсь, значит, уже можно применить ваш Икс. Бери все что нужно и сваливай из моей жизни! Я не могу больше тебя видеть. Это невыносимо.

— Вика-а-а… — Марк, отстраняясь, упирается спиной в стенку и сгибает шею, чтобы не удариться затылком. — Остановись.

— Не могу. Я не могу так больше. Ты извел мою душу. Рвал на тысячи тряпочек, давил, как последнюю букашку, держал в холодном подвале, где солнечный свет был единственным, о чем я мечтала! А сейчас ты мне говоришь, что ты не при чем? Делаешь вид, что хорошенький, миленький и все такое. На это противно смотреть! Вольный, отпусти меня! Отпусти, — последнее вырывается шепотом.

Поезд внезапно дергается. Я не удерживаюсь на ногах и заваливаюсь. Марк резко встает и хватает меня за плечи. Обнимает и запускает крепкие пальцы в мои волосы. Я реву на его груди и ненавижу себя за очередную слабость. Знаю, что мне некуда идти. Пусть лучше так. Больно, жестоко, но по крайне мере я чувствую себя живой.

На секунду представляю, что на очередной станции я вываливаюсь из поезда и, за границей нескольких шагов, встречаю пустоту и неведение. И от этого становилось еще хуже. Я — одна, навсегда одинока со своей ненужной памятью о родных, которые, возможно, теперь никогда не будут со мной рядом. Зачем я им? Они не помнят меня.

— Вика, послушай, — Марк гладит мне спину и шепчет в ухо: — Я хочу отказаться, но, боюсь, на мое место найдут другого мага и все закончится слишком плачевно. Для тебя. Для нас.

— Чем моя память так важна? — всхлипываю, не поднимая головы. Дышу его телом, запахом.

— Я подневольный, мне сказали достать и все. Никто не ставил в известность почему, зачем и кому это надо. Так всегда. Считай, что я почтальон. Просто передаю посылку из рук в руки. Я не представляю, что ты хранишь, но это что-то мощное, раз за тобой ведут охоту.

— Но зачем? — я прислушиваюсь к биению сердца Марка, понимая, что мне невыносимо приятно от тепла его тела. Пытаюсь вырваться, но он не позволяет. Опускает руки ниже и нежно перебегает пальцами от ребра к ребру по спине. Чувствую, как к легким ползут маленькие электрические разряды, прерывая ритмику дыхания.

— У каждого есть свои причины. Сейчас нужно немного потянуть время. Убежать, не привлекая к себе внимание и, когда ты полностью раскроешься, попробовать достать память безболезненно.

— Что будет, когда я раскроюсь? Как понять, что это произошло?

— Трудно сказать. У каждого это происходит по-своему, но это будет больно. Я постараюсь подготовить тебя, чтобы ты умела управлять собой. Первый переход — всегда кризис, но второй и третий — мощнее в стократ.

— А сколько их всего?

— Фактически три, но магом ты уже станешь после первого. Есть еще вне-степень, но она считается почти невозможной. Встречалась очень много лет назад.

Осторожно спрашиваю:

— А у тебя какой уровень?

— Второй.

Марк не срывается. Говорит спокойно и продолжает гладить меня по спине, а мне и хорошо и плохо одновременно. Выкручивает от желания впиться в его шею, потянуть запах кожи, почувствовать мягкость его губ на своих губах. А с другой стороны — сердце жжется от всего того, что он мне причинил. Я задыхаюсь от ненависти: к нему, к себе, ко всем магам на свете, если это возможно.

Вольный чувствует, как я дрожу. Мой трепет настолько сильный, что я не могу сдержать цокот зубов. Крепкая мужская рука замирает в районе лопаток. Слышу, как часто бьется его сердце в такт прерывистому дыханию. Может он снова влияет на меня? Ну, что не так? Я потеряла друзей, родных, себя, любимое дело, а сейчас единственное чего хочу — его поцелуя. Ненавижу!

И озвучиваю мысли:

— Ненавижу тебя, Вольный…

Марк хихикает, невесомо касаясь мочки уха сухими губами.