Танец мотылька

Нас колышет от движения поезда, или это у меня ноги подкашиваются?

— Ты б знала, как я себя ненавижу, — отстраняется. Держит меня за плечи и долго смотрит в глаза. Опускает взгляд на губы.

Невыносимо тяжело, но не от боли, а от этого липкого состояния на грани. Быть игрушкой и испытывать к кукловоду нелепые грязные чувства. Сумасшедшую тягу и похоть. Что может быть хуже?

— Марк, не нужно, — шепчу я, но не хочу так говорить. Хочу, чтобы он склонился и поцеловал. Пылко, страстно, как только он мог.

— А твои глаза и тело говорят о другом, — хрипит Вольный и склоняется ближе. Медленно, словно нарочно, мучает и испытывает. Замирает в миллиметрах от моих губ.

Я, кажется, прекращаю дышать. Больше нет меня. Нет той Вики, что могла противостоять горестям и бедам. Нет сильной женщины, которая могла выдержать все, даже жестокие побои и насилие. Ее больше нет. Она рассыпалась от одного единственного желания прикоснуться, вспомнить теплоту губ мучителя, растаять под негой крупного тела, быть ведомой ощутимой силой, быть слабой и беззащитной, но под его вороньим крылом.

Взгляд Марка испепеляет чувства. Эмоции зашкаливают. Я уже не помню горя, не помню, чего боялась и почему. Сейчас хочу лишь одного: его.

Горячий воздух вылетает из мужских губ и растекается по лицу, будто передо мной взрывается вулкан. Лава захлестывает меня с головой. На миг сердце перестает стучать. Кажется, мир застывает. Даже пылинки прекращают плясать вокруг нас. И я сдаюсь.

Сама прижимаюсь к его губам. Раскрываюсь, позволяя ему владеть собою целиком. Горячие пальцы скользят по коже, и кажется выжигают на теле узоры. Я почти кричу от огня, что красной лилией распускается в животе. Дышу вместе с Марком. Съедая и глотая его страсть.

Нет ограничений. Нет тормозов. Я просто вагон, летящий в пропасть.

Марк прижимает меня к двери. Ласкает ладонями грудь, задернув футболку. Целует шею и шепчет:

— Ты лучшее, что случилось со мной. Вика, я искуплю свою вину. Прости меня…

— Замолчи-и-и, — хриплю, когда он захватывает ртом ореолу и теребит языком сосок. — Я все равно тебя ненавижу.

— Ты врешь… — мычит Вольный и переходит ко второй груди. Рукой скользит по талии до бедер и настойчиво раздвигает мне ноги. Прижимает меня к дереву так сильно, что я не могу понять из-за чего больше не хватает воздуха: из-за его объятий или моего вожделения.

Поезд качается размеренно, а меня несет под откос стремительно. Пройдены все стопы, обрушены мосты и свалены в пропасть ограждения. Я позволила себе любить. Любить врага и палача. И кажется лопается мир, как мыльный пузырь, ведь кроме Марка мне сейчас никто не нужен.

Он опускается на колени и смотрит на меня снизу. Я замираю, путаясь пальцами в его волосах. Черных, как воронье крыло. Тону в его синих глазах и прошу безмолвно не останавливаться, а губами шепчу:

— Ненавижу.

Вольный ухмыляется, а затем прижимается ко мне, обнимая, будто просит прощения.

— Можешь говорить, что угодно, но твое сердце и глаза не могут врать. Я буду вечно умолять, я буду всю жизнь ползать у твоих ног, но не гони. Сам не знаю почему, но ты, как солнце для меня, как воздух. Вика, — шепчет, опаляя дыханием живот, — я люблю тебя. Не спрашивай почему. Не отвечай ничего. Просто знай это. Люблю тебя и не могу выполнить это конченное задание. Пусть все летит в бездну! Хочешь, я верну тебе родных? Хочешь, я верну тебе всю твою прошлую жизнь? И, если захочешь, сотру… себя…

Я ошарашенно гляжу на него и не могу дышать. Правду говорит или юлит снова?

Марк поджимает губы.

— Не веришь? Садись, — он резко встает и переставляет меня к сидению. Крепко придавливает плечи, и я почти падаю на полку, все еще не в силах сделать вдох. — Крылова, только один поцелуй, и я отпущу тебя. Один. Не важно, что будет дальше, — маг нависает надо мной, упираясь руками в стену и наклоняя голову под полкой, а я не могу слова связать.

Я не знаю, что выбрать. В душе маленькая дурочка орет, что не может стереть Марка. Не может!

— Почему ты молчишь? Скажи, какой я дурак и сколько сделал. Скажи! — он опускается на пол и кладет голову на мои колени. — Вика, скажи хоть что-то…

— Я не знаю, что сказать, — шепчу, а у самой в груди настоящая мясорубка. Выбрать прошлое или Марка? Дает свободу, а мне ее не хочется. Что делать?

— Просто попроси отпустить тебя… — выдыхает.

— Что будет, если ты не выполнишь заказ?

Он поднимает голову, и я вижу глянцевый блеск слез. Я знаю, что будет. Не нужно отвечать. Боль режет по сердцу острым клинком.

— Не важно, Вика. Я хочу освободить тебя и себя. Невыносимо так пылать. Не хочу больше причинять тебе боль — идти против природы и совести. Мои поступки ранят меня вдвойне-втройне, а когда ты прощаешь, я готов себя задушить. Убей меня, Крылова. Сотри.

Я кусаю губы. Слова пляшут на языке, но я душу их, душу, душу…

Гляжу в его небесные глаза и тону. Не смогу забыть. Даже, если сотрет. Даже, если по живому вырежет.

— Марк, скажи еще…

— Я отпускаю тебя, — он мягко улыбается.

— Нет, другое…