Танец мотылька

— Как мальчишка потерял голову, когда увидел тебя обнаженной в палате. А когда поцеловал, прикоснулся — попал в плен навеки. Вика, разве так бывает? Не будь у тебя блока, я бы сразу достал нужный заказ, стер тебе память о себе и закрыл бы это дело. Но я готов пережить это снова, чтобы здесь и сейчас оказаться вновь с тобой рядом. Но… Я бы не хотел все это повторять. Это издевательство. Я никогда себе не прощу. И знаю, что дай мне судьба новый шанс я просто бы отказался. Пусть бы зачистили меня за неподчинение, пусть бы стерли с лица земли. Только бы не причинять тебе боль… — не выдержав, налетает на губы. Я отвечаю искренне. Раскрываюсь для него, будто ничего в мире кроме нас не существует. — Но нашего будущего нет… — внезапно отстранившись, договаривает Марк.

Обнимает и роняет голову на мое плече, и я чувствую, как горячие слезы капают на спину.

— Мы придумаем что-то… — сама брожу по грани. Лавина эмоций и чувств сминает меня, как пресс картонную коробку.

Я не могу честно признаться, согласилась бы или нет пережить все это заново. Запуталась. Не чувствую себя собой. Но искренность Марка заставляет меня оттаять и, как первоцвет, выглянуть из-под снега.

— Марк, ты мне очень дорог. Не отчаивайся. Если ты со своей волей и духом сдашься, то что мне говорить?

Он мотает головой.

— Я — слабак. Ввязался в эти игры, чтобы спасти свою шкуру. Соглашался на такие нелепые задания, что стыдно вспомнить. Некоторые самые грязные стер, но икс на себе не применишь — пришлось довольствоваться трехгодичной тишиной, а потом все воспоминания возвращались. Я — слизняк, Вика. Когда прорабатывали тебя, видел и чувствовал, что что-то не так, но не противостоял системе. Надо — значит, надо. Прячусь уже восемь лет от той, что меня родила, а потом решила убить. Пустое место я — вот кто.

— Почему она так с тобой? — спрашиваю с дрожью в голосе.

— Не знаю, — Вольный пожимает плечами. Шумно втягивает носом воздух. — Вика, зачем ты меня спасла?

— Не говори ерунды! — целую его в ухо. — Еще раз так сделаешь, клянусь, изведу тебя. Буду мучить лаской до смерти. Излечу и буду издеваться. Доводить до…

Марк внезапно трескуче смеется, а затем заваливает меня на полку. Стаскивает спортивные вместе с трусиками. Задирает майку.

— Я согласен. Делай со мной, что хочешь.

Размашисто гладит по телу. Ведет ладонями по плечам, груди и талии. Опускается ниже и, разводя мне ноги, притягивает к себе.

— Стой. Имела в виду, что я буду… — выгибаюсь со стоном, чувствуя его тепло.

— Конечно, — приподняв голову, ухмыляется Марк и снова окунает меня в сладкие волны страсти.

Осторожно проникает в меня пальцами, продолжая целовать и пить. Я почти кричу от накатившего жара. Вьюнком верчусь на полке, запрокидывая ноги на его спину. Запускаю пальцы в его волосы и прижимаю к себе плотней.

Огонь обоюдный. Мы поглощены им, и холодный северный ветер скоро развеет пепел наших сердец по пустынным черным полям.

— Остановись, Марк, — выдыхаю я и тяну его вверх. — Мне нужен ты весь.

Направляю и ловлю его движения. Неистово. Яростно. Будто в последний раз. Кажется, что не бывает мощней, чем было, но стоит словить искру — меня скручивает в спираль. Сильней. Плотней. Глубже.

Пружина лопается, и я слышу крик. Свой. Его. Бедра напряжены, а по ногам и рукам льется магма. В кончиках пальцев ток, а перед глазами темные пятна.

Слышу тихий шепот:

— Я люблю тебя…

Какое-то время мы лежим неподвижно. Мне кажется, что время остановилось. Я хочу, чтобы это было так.

Внезапно поезд дергается, а потом и вовсе замирает.

Марк осторожно приподнимается.

— Здесь не должно быть остановки, — шепчет он и встает на пол. Подает мне салфетки и быстро одевается.

Я привожу себя в порядок, на автомате напяливаю одежду, а затем выглядываю в окно.

Среди сухих зарослей, виднеются плеши черной земли. На горизонте блестит озерцо. Ни станции, ни платформы.

— Что происходит? — озадачиваюсь я.

Марк складывает вещи. Накидывает куртку, поднимает воротник и идет к двери.

— Я проверю.

— Стой, — подскакиваю я. — Не отпущу. Как же? Марк, не оставляй меня, — голос дрожит.

— Слушай, если не вернусь, доберешься до крайней станции. Там пересядь на пригородный и поезжай до поселка Грозы. Документы и деньги в сумке. Блок на дверях я сниму только на тебя, но выйти сможешь через час-два. Единственное, если меня убьют, то он не будет работать. Вот, — из бокового кармана вытаскивает черный кожаный ремешок не толще пяти миллиметров. — Это оденешь вечером и никогда не снимай. В Грозах найди дом. Я адрес оставил в твоем паспорте. Прости, Вика, еще раз. Прости меня. За все.

Вольный мягко улыбается, будто собирается выйти на пять минут, а я понимаю, что прощается. Меня колотит и невыносимо хочется кричать.

Вцепляясь в его ладони, мотаю головой.

— Нет. Я не справлюсь без тебя. Умоляю…

Поезд трогается, и я падаю в его объятия. Целую в губы, а по щекам льются несносные слезы.