Танец мотылька

Гляжу на нож, рукоять которого, будто утонула в кровавом озере. Хватаю его здоровой рукой и замахиваюсь.

Вика падает в объятия.

— Нет, не надо! Милый, остановись. Это невыносимо! Ты делаешь мне больно! Хватит!

— Загляни в себя. Спроси, чего тебе хочется сейчас больше всего на свете… — роняю нож и здоровой рукой приглаживаю ее медные волосы, измазывая их в алые полосы. — Я люблю тебя, Вика, и верю, что ты сможешь. Спаси меня…

Поезд дергается, и я отклоняюсь назад, едва не задев затылком верхнюю полку. Вика не может удержать и, вцепившись в предплечья, заваливается сверху. Ударяюсь головой о перегородку. В ушах гудит, в пальцах покалывание. Силы еще есть, но туман перед глазами все плотней.

Крылова тянет за грудки и пронзительно кричит. Умоляет прекратить, а я шепчу губами: «Поздно».

Какой бы ни был путь — мы всегда выбираем его сами. Я и только я отвечаю за свои поступки сейчас и в прошлом. Хочется обернуть время вспять, но это только отменит мои прегрешения в ее глазах, но не изменит будущее. Если Вика должна стать суггестором — она им станет. И моя смерть ничего не решит.

Горячее тепло скользит по телу, будто меня окунают в ванну. Я выдыхаю остатки сил и руки плетьми заваливаются на полку. Нервные окончания немеют. Держусь только спиной за стену и тону в густой кисельной реке отчаяния.

Не слышу больше ничего, кроме гудения — будто в голове завелся рой шершней.

Голос Вики прорывается в сознание толчками, рывками, вспышками. Будто она говорит под водой.

— Я верю… Верю… Но я не знаю как! Ма-а-арк…

Мне кажется, что грудь придавливает сильней. А тусклое пятно света смыкается и превращается в черную точку. Она дрожит и качается, как паук на паутине.

Не несколько секунд погружаюсь в полную тишину и мрак. Меня жжет изнутри и с хлопком возвращает в настоящее. Свет не бьет, а плавно раскрывается перед глазами.

Вика лежит на груди. Мы в крови, как в брызгах краски. Белая одежда пестрит от сюрреалистичного рисунка.

Поднимаю руку и рассматриваю запястье. Заживила. Рубец остался, но кровь остановилась. Она смогла. И радостно и больно. Дальше будущее кажется еще более невозможным. Мое задание и ее дар — ядерная боеголовка. Мы никогда не выберемся из лап ловушки судьбы.

— Вик, — тихо говорю я, перебирая ее волосы. Целую в темечко, вдыхая сладкий аромат, который невыносимо меня волнует.

Вика слегка поворачивает голову, укладываясь удобней. Густые ресницы вздрагивают, но девушка в глубоком сне. Истощилась. По неопытности отдала больше, чем могла. Ради чего спасла?

До сих пор не знаю можно ли официально считать ее магом, и как на нее подействует икспам. Моя ошибка может стоить ей жизни. А я не могу так рисковать. Теперь прирос намертво. Неосознанно. Влюбился до сумасшествия.

Перекладываю девушку на другую полку. Снимаю с нее окровавленную майку. Долго любуюсь изгибами тела, налитой грудью, бархатной кожей. Целую осторожно, но тут же отстраняюсь, не позволяя себе вольности. Ей нужен отдых.

Она спит крепко, а из-под век все еще льется слабый золотой свет. Не маг, но и не человек. Посередине. И почему золотой? Темные маги черный свет излучают. Еще один вопрос, на который нет ответа.

Задумавшись, вытираю влажными салфетками измазанные в кровь худые руки Виктории. Убираю аккуратно капли и потеки на лице, шее. Провожу осторожно тканью по припухшим губам, чтобы стереть остатки. Завожусь, просто прикасаясь. Невообразимо.

— Натворили мы с тобой, Крылова… Вовек не отмыться.

Укрываю простыней и целую, тихо желая ей хорошего сна. Она не слышит. Ровное дыхание скользит по моему лицу. Не заслужил я такое счастье. И вот оно доказательство — все в мире уравновешено. Нам не суждено быть вместе.

Глава 31. Я — это он, я — это я

Размыкаю веки и долго смотрю в серую стену, будто покрытую перламутром. Помню где я, с кем и когда. Холод ползет по плечам и не хочется шевелиться. Осознаю, что все не так просто, и поступок Марка оправдан, но до сих пор тихий шок накрывает высокой волной и сбивает с ног. Сердце сжимается, и я выдавливаю стон.

— Тише. Все хорошо, — шепчет Марк, склоняясь надо мной. Гладит по голове и согревает прикосновениями плечи.

— Зачем ты так? — не сдерживая влагу на ресницах, поворачиваюсь и обвиваю руками его шею. Тянусь и ныряю в объятия, как в спасательный круг. — А если бы я не смогла? А если бы ты умер у меня на руках? Боже, Марк, зачем?

— Я не говорил тебе, — тихо шепчет он и нежно целует висок. Гладит теплыми ладонями спину.

— О чем, Марк?

Он вздрагивает.

— Я лучше покажу, — кладет ладонь на щеку и невесомо целует в губы. Его горячее дыхание заводит. Густой и басовитый голос Марка раздается внутри меня звоном колокола: — Смотри.

В его синих глазах просыпается настоящая вьюга. Белые снежинки-мотыльки летят ко мне, и я вдыхаю их, впуская внутрь. Они ласково щекочут крыльями и, кажется, перешептываются между собой.

Вижу мир глазами Марка. Я — это он. Я — это я.

Серый подъезд, облупленные стены. Над головой светятся тусклые плафоны забитые мертвыми насекомыми. Чувствую слабость во всем теле.