Танец на цыпочках (СИ)

Константин устало потёр переносицу.

— Если ты собрался урезонить меня — не трать слова. Я не остановлюсь. Я давно уже не трогаю тех, кто не досаждает мне. Что будет с островом, когда я с ним закончу? Я не знаю. Может, он только вздохнёт с облегчением после моего ухода. А может, развалится на куски. Хотя, Винбарр говорил то же самое, когда я забрал себе сердце Тысячеликого. И вот — не развалился же. Разве что погода немного испортилась, — он снова неприятно заулыбался.

— Иногда хрупкость дает почву сильным побегам. Нужно просто учиться давать время жизни. Какой бы неприглядной она ни казалась. Никто не рождается сильным, — тихо добавил Катасах. — Я здесь только для того, чтобы ты знал: Катасах на твоей стороне. — Он снова взял шлем в руки. — Ты позволишь поговорить с Винбарром?

— Зачем? — удивился Константин. — Он же убил тебя! О чём ты хочешь с ним говорить?

— Он не виноват, — Катасах мягко посмотрел на него, и показалось, что молодому человеку стало немного легче, — У него не было выбора. Ради блага всех нас Винбарр принес в жертву острову собственную судьбу, отдав себя до конца надайгу5. Я нарушил Закон, отдав тебе, чужаку, мои нити жизни. Винбарр предвидел, что всё могло окончиться так, как окончилось. Вот мне и досталось, — он засмеялся. — Но не бери в голову. Я знал, на что иду. И если бы у меня был шанс вернуться назад и изменить прошлое, я бы снова выбрал тебя, Константин. Винбарр не перестал быть моим лучшим другом. Я так скучаю по нему!

Константин снова изменился в в лице, чёрные тени отступили, глаза смотрели тепло и как будто радостно.

— Спасибо. За всё, что ты сделал для меня. Я ведь так и не успел сказать, — он грустно улыбнулся. — А мне всегда казалось, что лучшие друзья не должны убивать друг друга. Как и… возлюбленные. Сколько во мне ещё, оказывается, наивности…

— Это называется чувство долга, Константин. У сильных мира сего оно превыше личных предпочтений. Да ты и сам наверное знаешь, — Катасах замолчал, вспоминая, как прикрывала глаза и стискивала зубы Мев, когда он пилил тупым серпом её зелёные косы на ритуале, и как намотав их на руку, он представлял себе совсем не то, что должен был…

— Знаю, — Константин кивнул. — Я не знаю, как дать тебе поговорить с ним. Его не слышит никто, кроме меня. Меня бы устроило, чтобы так и оставалось. Большую часть времени Винбарр желает мне долгой и мучительной смерти, и хотя я уже привык, и это иногда даже забавно — мне бы очень не хотелось, чтобы он озвучивал свои подробные планы кому-то ещё. Но… — он в упор посмотрел на Катасаха. — Знаешь, это так тяжело, когда совсем, совсем никому нельзя верить… И… даже если… Да. Ты можешь попробовать. Просто уже потому, что дал мне хоть малое время поверить, что хоть кому-то на этом проклятом острове есть до меня дело. Я уже почти забыл, насколько это ценно: говорить. Говорить, когда слушают.

— …а не когда ждут своей очереди, чтобы сказать, — целитель тихо кивал. — Есть вещи, важнее нас самих. Это не сразу понимаешь, к этому можно прийти только со временем, и каждый платит свою цену, — Катасах вдруг хлопает себя по лбу и неловко смеется, — Я вот что подумал. Вроде бы имею отношение к тому, что ты мнэээ заново родился, — могу ли считать себя в некотором роде твоим отцом? Отец правда из меня вышел никудышний — дал силу, а как ею пользоваться — не научил… — он посерьёзнел и тоже начал смотреть в темную дыру в стене.

Константин заморгал и немного улыбнулся:

— Если бы у меня был такой отец… — он умолк. Спустя долгую минуту затянувшийся тишины внезапно опустившимся голосом добавил:

— Жаль, что не был.

— Не поверишь, я давно мечтаю о сыновьях. И теперь точно знаю, на кого хотел бы видеть похожим одного из них! Спасибо, Константин. — Катасах накрыл невесомой ладонью его руку.

***

— Ты с леволанами в башку долбишься…?!

— Здравствуй, Винбарр.

— Ты бы ему ещё отсосал…!!!

— Я так не делаю, ты же знаешь, — Катасах мягко смотрел в бешеные белые глаза. — У Керы всё хорошо. За ней присматривает Мев. Верховный Король теперь Данкас.

Они находились в странном пространстве рассеянной темноты, таком узком и таком тесном, что непроизвольно хотелось отступить хоть на шаг дальше, чтобы видеть, слышать, знать друг друга лучше. Слова Катасаха, то, как он говорил, были словно объятия, невесомые, чистые, нужные.

«Зачем я здесь, брат мой…»

— Мев теперь другая. Она больше не в мире живых.

— Как это, — вяло спросил Винбарр, и Катасаху стало очевидно, что ненависть — единственное, что сдерживало тотальное бессилие и страшное неутолимое одиночество Наивысочайшего.

«Брат мой, я убиваю тебя раз за разом, и раз за разом умираю вместе с тобой… От моего сердца остался только огрызок… Ещё проклятый renaigse со своим dob anem shadi6 пьют мою кровь…»

— Она установила связь с миром мёртвых.

— Она убила себя для тебя, Катасах, — мстительно отчеканил он.

— Мне тяжело быть с этим, Винбарр…

— Ну да, ну да… и ты здесь именно благодаря этому, полагаю, — голос Наивысочайшего стал глухим.