Он с сочувствием смотрел на неё, и больше всего хотелось спрятать её подальше ото всех интриг, скандалов, забросить куда-нибудь на шелковичное дерево, пусть собирала бы ягоды. А Константин носил бы туда-сюда корзины. А Мев делала бы им знатные пироги, с таким густым ягодным варевом, что они бы еще дни спустя мерились бы, у кого синее язык…
Анна горестно поджимает губы, глядя на открывшуюся рану. Взгляд её темнеет, будто бы это вмиг вновь забросило её в воспоминания о роковой цепочке событий, приведших к известному результату.
— Вашему оптимизму можно только позавидовать, — она улыбается через силу. — Впрочем, и мне не на что жаловаться. Даже на свой долг и ответственность — тоже не приходится. Потому что только это проклятое чувство долга удержало меня не остаться тогда вместе с Константином, всадив себе под сердце тот же кинжал, — она говорит об этом так спокойно, так безмятежно, что становится жутко. — И тогда у меня не было бы этого второго шанса. Шанса всё исправить. Вы правы, Катасах. Ничего в мире не проходит бесследно.
— Немного самообладания, много работы над собой — и я уже почти человек, — Катасах шлепнул себя как ни в чем не бывало по совершенно целой тунике, — оказывается, в посмертии можно даже надавать по морде, — доверительно добавил он. — Я ни о чем не жалею совершенно. Говорил это ему, повторю и тебе, — будь у меня возможность прожить жизнь заново или изменить прошлое, — ничего не стал бы менять. Я бы точно так же выбрал Константина. Как и ты. Поэтому — наше дело — делать выводы из прошлого и смотреть только вперед.
Ему снова стало не по себе.
— Вы сказали, что больше не можете поговорить с ним, — Анна хмурится. — Почему?
— Больше не вижу его в духе. Он как будто бы исчез, — целитель замер, слушая ощущения, — если раньше он хотя бы слабо отзывался, то теперь… Не понимаю. Он как будто ушёл? Может я ненароком обидел его? Впрочем, ЭТИ мысли стараюсь от себя гнать, — он виновато улыбнулся.
Анна устало трёт переносицу.
— Я бы так хотела ещё поговорить с вами. Но на завтрашнее утро у меня уже назначена встреча в Сан-Матеусе, мне нужно отправляться, чтобы успеть до темноты. Где я смогу найти вас снова?
— Позови, — он развел руками и улыбнулся, но строго добавил, — допей чай всё-таки. Хоть выспишься. Давай-давай.
— Спасибо, — она благодарно улыбается. И тихо-тихо добавляет: — За всё.
Он посмотрел на неё сверху вниз, сделал небольшой шаг и тихонько обнял.
Анна на мгновение ощутимо напрягается. Но не пытается отстраниться, лишь шумно выдыхает.
Катасах быстро отвернулся, и насобирал ей небольшой тормозок.
— Сюда смотри, это в чай, — белые цветы перед сном, — чтобы отдохнуть как следует, наутро будешь выспавшейся. Красные цветы — наоборот, чтобы не спать. Ну мало ли. Потом тело свое возьмет. И вот — хлеба в дорогу. Самира очень хорошее тесто ставит — очень сытно и немного нужно, чтобы наесться. Ну иди, иди.
Анна немного рассеянно принимает подарки, кивает и снова благодарит. И чуть свободнее расправляет плечи, будто бы на них стало хотя бы на несколько камней меньше.
Катасах опустился на корточки и обхватил руками бритую голову…
Регента Торгового Содружества и Самозванца не существовало. Мёртвое сердце саднило понимание. Сердце Катасаха видело детей, которые идут на убой. Они могли бы повести в блестящее будущее целый мир. Мир, который не может без них в силу своей инертности и безразличия.
Только сейчас, умерев, целитель хорошенько смог почувствовать всё одиночество и безнадёжность пути Анны.
========== 19. Хранитель ==========
Комментарий к 19. Хранитель
Трек: David Bowie - Lazarus
¹ Dob anem shadi - чёрная тень души
² En on míl frichtimen — Тысячеликий бог
³ Renaigse — чужак
⁴ On ol menawí - связанный с Тысячеликим богом
5 Minundhanem — наречённая/-ый возлюбленная/-ый, священный союз
Часы тянулись, собираясь в спутанные вытянутые спирали, собирались в дни. Из мутных окон чужих глаз виднелось больное бледное солнце, что поднималось, превозмогая плоское небо, и падало, не выдерживая измученных равнин и мёртвых лесов с обломками ветвей. Всё, ради чего он жил, оберегал и ценил, погибло.
Фокусировка внимания вовне не давала ему передышки, а только вдавливала в боль бессмысленность собственного бытия. Иногда он пытался забыться, но дремавшая чернота тут же просыпалась и начинала излюбленную пытку.
Вязкая мгла извивалась чёрными липкими змеями, заползала в ноздри червями, забиралась под кожу, тыкалась в подреберье. Винбарр не мог ни отвернуться, ни сбежать.
— Довольно, ущербный, откуда у меня ноздри и рёбра, я давно мёртв!
Мёртвый король мотнул головой, сбрасывая наваждение, и цветасто послал dob anem shadi¹ настолько далеко и глубоко, что смутился бы даже Данкас.
Внимательные белки немигающего взгляда намекнули из черноты, что у него будут и рёбра, и руки, и ноги, и всё, что вздумается его новому… соседу? хозяину?